Мукуро, как всегда, приходит к ней во сне. Мукуро говорит: это Фран, и перед её взором возникает образ ребенка с потерянным взглядом. Мукуро велит: позаботься о нем. Если понадобится, помоги ему, мальчишка основательно влип. Мукуро объясняет: он мне нужен живым, но я исчерпал запас сил, я не смогу в ближайшее время воспользоваться твоим телом и сделать все сам. Мукуро бросает, исчезая: у него откуда-то Кольцо Ада, он надел его, но не был к этому готов, он борется.
Хром открывает глаза в маленькой квартирке, снятой ей на неделю по просьбе Мукуро-сама. Она опирается на подлокотник кресла, в кресле лежит Фран. Его забытье беспокойно, он мечется и вздрагивает, лоб покрыт испариной; Хром прикасается к нему тыльной стороной ладони и... ...поражается тому, насколько он холодный. Её брови сходятся на переносице, она чуть прикусывает нижнюю губу. Осторожно поднимает мальчика на руки — какой же он легкий! — переносит на кровать, случайно обжигается ледяным холодом металлического ободка на пальце ребенка... В памяти вспыхивает чеширская улыбка — совершенно чеширская, потому что кроме неё ничего и нет, — Мукуро-сама: постарайся не дотрагиваться до Кольца, пока он не проснется, для тебя это опасно. Хром ложится на кровать, прижимая Франа к себе, ей кажется, что она вздрагивает вместе с ним. — Для меня это опасно, для меня это опасно... О чем же вы думаете, Мукуро-сама?.. Для него это не опасно? Ребенок, это же просто ребенок, младше, чем я была... Он же может умереть!.. — непрерывно шепчет она и проваливается в сон мальчика. Там ад. Крики, гомон, зловещие шепотки вместо фоновой музыки, жуткие картины разрушенного мира, квинтэссенция всех воин, которые когда-либо вело человечество — вместо фильма. Посреди этого невыносимого, невыразимого, невообразимого хаоса — маленькая фигурка Франа. Хром хочет крикнуть ему, чтобы он очнулся, чтобы он не сдавался; еще сильнее ей хочется упасть на раскаленную землю, зажав уши, свернуться клубочком и навсегда умереть. Но она не может крикнуть, не имеет права падать, она бежит — удивляясь, почему здесь можно бежать, а кричать невозможно, — бежит к нему, и она уже не Хром, а Наги, обнимает... Чувствует маленькие ладони-ледышки, плавно отталкивающие её, смотрит в глаза с расширенными до предела зрачками, слышит: — ...есто. Уходи. В моих безумных снах, — детские еще пальчики сжимают плечи, кажется, будто они холодными иглами проникают в самое сердце, — тебе совсем не место.
Хром приходит в себя на той же кровати, взмокшая от пота и плачущая. Она больше не обнимает Франа, его руки лежат на её плечах, а зеленые глаза пронзают душу. Взгляд у них теперь не потерянный, а мертвый. Но Хром не страшно, только немного мерзко и жалко. Она садится, у неё сильно кружится голова; мальчишка переворачивается на спину: — Спасибо, сэнпай, за ваше сочувствие, но вам нельзя подглядывать мои сны. Понимаете, почему? Хром протягивает руку и треплет его по волосам. Она еще слишком добрая, ей больно за этого мальчика, она предпочла бы вынести это вместо него. — Сейчас не надо плакать, сэнпай, — спокойно и почти сочувственно говорит тот. — Сейчас нам надо поесть.
Если я приду к тебе снова, ты непременно спросишь о моих снах. Так уж сложилось, ты, мальчишка, сидишь в этом огромном плюшевом кресле и рассуждаешь о том, что я могу чувствовать. Кресло глотает тебя, капли твоих мутных глаз - когда я замечаю это, от них остается лишь два прямых штриха - , твои пальцы, сомкнутые в букве "Л", темные пряди и запах. Подлокотники слишком велики для твоих крохотных локотков, ноги свешиваются вниз: ты не достаешь до пола, спроси меня, сколько таких, как ты, я смог бы усадить в это кресло, я бы сказал: миллион. Миллион мальчишек-лягушек, но тем не менее, в нем сидишь только ты. Только тебе позволено обращаться к нам напрямую. Страж дверей Ада, каждый из нас в свой черед садится перед тобой, наблюдая за тем, как кресло нависает над твоими кукольными плечиками в высоту тысячи твоих шагов. - Здравствуйте, сэнпай, проходите, пожалуйста. У тебя темнота из каждой клетки тела, нейроны накаляют воздух до того, что почти тяжело дышать. Попробуй ты выкинуть что-то подобное там, наверху — по правде, я не совсем уверен, что знаю, в какую сторону надо двигаться, чтоб попасть в Намимори — я бы стер тебя между пальцев. Но сейчас я твой гость, а ты - то, что способно не дать мне воскреснуть. Я улыбаюсь. - Ты не очень похож на Франа. Фран довольно вытянулся в росте, сутулится реже, да и вообще, на тебе его детская форма. Давно он был здесь? - Да, сэмпай, его не было уже достаточно долго. Мы скучаем по братику Франу. Тело твое плавко и переливается, как ртуть, ты вытягиваешься в кресле и ставишь ноги на пол. Каблуки, соприкасаясь с полом, немного отдают эхом. Передо мной Хроме. Истиная Хроме, если не считать этой странной улыбки - бледные губы - смазанное пятно, будто кто-то вытирал о ее лицо руки. Серебристая дымка в воздухе - квинтесенция молчаливого ожидания. Твои руки склеяны подушечками пальцев. Локти ввинчены в подлокотники кресла. Ты говоришь: - Расскажите мне о мире, о своих снах, о чем угодно, сэмпай. Мне очень хочется вас послушать. - Снова? - Почему бы и нет? Ведь я совсем не вижу снов... - ...а в моих тебе попросту не бывают рады. Что ж. Я вижу, что ты победила. Вернее, во мне просто нет никакого желания препираться с тобой, в то время как там, сызнанки этой темноты, меня ждет семья, жизнь и немного чужой смерти. Я говорю гулко. Ржавые ставни и линии жизни - здесь, на самых моих ладонях. Вот - птицы и восток - посмотри сама, - Млечный путь и немного пороха. Страх и сомнения - змеи. Змеи - это меридиан Гринвича. Полосы флагов - это обнаженная музыка... Ты засыпаешь. Пыль и рокот вокруг. Обездвиженная, болезненно бледная Хроме, ее руки и лицо на моей груди. Я вернулся.
-
-
07.06.2011 в 01:16мужик сказал- мужик сделал472 словаМукуро, как всегда, приходит к ней во сне.
Мукуро говорит: это Фран, и перед её взором возникает образ ребенка с потерянным взглядом.
Мукуро велит: позаботься о нем. Если понадобится, помоги ему, мальчишка основательно влип.
Мукуро объясняет: он мне нужен живым, но я исчерпал запас сил, я не смогу в ближайшее время воспользоваться твоим телом и сделать все сам.
Мукуро бросает, исчезая: у него откуда-то Кольцо Ада, он надел его, но не был к этому готов, он борется.
Хром открывает глаза в маленькой квартирке, снятой ей на неделю по просьбе Мукуро-сама. Она опирается на подлокотник кресла, в кресле лежит Фран. Его забытье беспокойно, он мечется и вздрагивает, лоб покрыт испариной; Хром прикасается к нему тыльной стороной ладони и...
...поражается тому, насколько он холодный. Её брови сходятся на переносице, она чуть прикусывает нижнюю губу. Осторожно поднимает мальчика на руки — какой же он легкий! — переносит на кровать, случайно обжигается ледяным холодом металлического ободка на пальце ребенка...
В памяти вспыхивает чеширская улыбка — совершенно чеширская, потому что кроме неё ничего и нет, — Мукуро-сама: постарайся не дотрагиваться до Кольца, пока он не проснется, для тебя это опасно.
Хром ложится на кровать, прижимая Франа к себе, ей кажется, что она вздрагивает вместе с ним.
— Для меня это опасно, для меня это опасно... О чем же вы думаете, Мукуро-сама?.. Для него это не опасно? Ребенок, это же просто ребенок, младше, чем я была... Он же может умереть!.. — непрерывно шепчет она и проваливается в сон мальчика.
Там ад.
Крики, гомон, зловещие шепотки вместо фоновой музыки, жуткие картины разрушенного мира, квинтэссенция всех воин, которые когда-либо вело человечество — вместо фильма. Посреди этого невыносимого, невыразимого, невообразимого хаоса — маленькая фигурка Франа. Хром хочет крикнуть ему, чтобы он очнулся, чтобы он не сдавался; еще сильнее ей хочется упасть на раскаленную землю, зажав уши, свернуться клубочком и навсегда умереть. Но она не может крикнуть, не имеет права падать, она бежит — удивляясь, почему здесь можно бежать, а кричать невозможно, — бежит к нему, и она уже не Хром, а Наги, обнимает...
Чувствует маленькие ладони-ледышки, плавно отталкивающие её, смотрит в глаза с расширенными до предела зрачками, слышит:
— ...есто. Уходи. В моих безумных снах, — детские еще пальчики сжимают плечи, кажется, будто они холодными иглами проникают в самое сердце, — тебе совсем не место.
Хром приходит в себя на той же кровати, взмокшая от пота и плачущая. Она больше не обнимает Франа, его руки лежат на её плечах, а зеленые глаза пронзают душу. Взгляд у них теперь не потерянный, а мертвый. Но Хром не страшно, только немного мерзко и жалко. Она садится, у неё сильно кружится голова; мальчишка переворачивается на спину:
— Спасибо, сэнпай, за ваше сочувствие, но вам нельзя подглядывать мои сны. Понимаете, почему?
Хром протягивает руку и треплет его по волосам. Она еще слишком добрая, ей больно за этого мальчика, она предпочла бы вынести это вместо него.
— Сейчас не надо плакать, сэнпай, — спокойно и почти сочувственно говорит тот. — Сейчас нам надо поесть.
-
-
07.06.2011 в 23:03автор, вы прекрасны. откройтесь хотя бы в умыл!
не з.
-
-
07.06.2011 в 23:05Открывайтесь, любить буду
Тот,который з.
-
-
07.06.2011 в 23:08-
-
07.06.2011 в 23:23-
-
07.06.2011 в 23:40-
-
08.06.2011 в 00:02Автор благодарит всех за отзывы.
-
-
08.06.2011 в 00:06я вас люблю!
-
-
08.06.2011 в 00:12-
-
08.06.2011 в 00:16Головная боль, может, просто долго?
-
-
08.06.2011 в 00:22-
-
08.06.2011 в 00:45-
-
14.06.2011 в 13:35-
-
04.01.2013 в 19:32-
-
04.01.2013 в 20:38Если я приду к тебе снова, ты непременно спросишь о моих снах. Так уж сложилось, ты, мальчишка, сидишь в этом огромном плюшевом кресле и рассуждаешь о том, что я могу чувствовать. Кресло глотает тебя, капли твоих мутных глаз - когда я замечаю это, от них остается лишь два прямых штриха - , твои пальцы, сомкнутые в букве "Л", темные пряди и запах. Подлокотники слишком велики для твоих крохотных локотков, ноги свешиваются вниз: ты не достаешь до пола, спроси меня, сколько таких, как ты, я смог бы усадить в это кресло, я бы сказал: миллион. Миллион мальчишек-лягушек, но тем не менее, в нем сидишь только ты. Только тебе позволено обращаться к нам напрямую.
Страж дверей Ада, каждый из нас в свой черед садится перед тобой, наблюдая за тем, как кресло нависает над твоими кукольными плечиками в высоту тысячи твоих шагов.
- Здравствуйте, сэнпай, проходите, пожалуйста.
У тебя темнота из каждой клетки тела, нейроны накаляют воздух до того, что почти тяжело дышать. Попробуй ты выкинуть что-то подобное там, наверху — по правде, я не совсем уверен, что знаю, в какую сторону надо двигаться, чтоб попасть в Намимори — я бы стер тебя между пальцев. Но сейчас я твой гость, а ты - то, что способно не дать мне воскреснуть. Я улыбаюсь.
- Ты не очень похож на Франа. Фран довольно вытянулся в росте, сутулится реже, да и вообще, на тебе его детская форма. Давно он был здесь?
- Да, сэмпай, его не было уже достаточно долго. Мы скучаем по братику Франу.
Тело твое плавко и переливается, как ртуть, ты вытягиваешься в кресле и ставишь ноги на пол. Каблуки, соприкасаясь с полом, немного отдают эхом. Передо мной Хроме. Истиная Хроме, если не считать этой странной улыбки - бледные губы - смазанное пятно, будто кто-то вытирал о ее лицо руки. Серебристая дымка в воздухе - квинтесенция молчаливого ожидания. Твои руки склеяны подушечками пальцев. Локти ввинчены в подлокотники кресла. Ты говоришь:
- Расскажите мне о мире, о своих снах, о чем угодно, сэмпай. Мне очень хочется вас послушать.
- Снова?
- Почему бы и нет? Ведь я совсем не вижу снов...
- ...а в моих тебе попросту не бывают рады. Что ж.
Я вижу, что ты победила. Вернее, во мне просто нет никакого желания препираться с тобой, в то время как там, сызнанки этой темноты, меня ждет семья, жизнь и немного чужой смерти.
Я говорю гулко. Ржавые ставни и линии жизни - здесь, на самых моих ладонях. Вот - птицы и восток - посмотри сама, - Млечный путь и немного пороха. Страх и сомнения - змеи. Змеи - это меридиан Гринвича. Полосы флагов - это обнаженная музыка...
Ты засыпаешь.
Пыль и рокот вокруг. Обездвиженная, болезненно бледная Хроме, ее руки и лицо на моей груди. Я вернулся.
-
-
10.01.2013 в 19:10Позвольте выразить любовь вам в аватарку)
З.
-
-
10.01.2013 в 19:23-
-
10.01.2013 в 19:30Но право Ваше)