Бьянки. AU. Вся Вонгола уничтожена Бьякураном. Сидеть в опустевшем замке в Италии, перебирая фотографии. "Твоя последняя просьба ужасно эгоистична, не правда ли? Иногда умереть гораздо легче, чем продолжать жить в этом мире"
это наверняка не то, чего хотелось заказчику, но получилось так
732.** Тишина огромной залы давила на уши. Воздух пах пылью и бумагой, на одном из окон шторы сошлись неплотно, пропускали яркий желтый свет; свет напоминал: за стенами день, город никуда не исчез и солнце по-прежнему висит на небе - это лишь кажется, что мир рухнул в "никуда" с треском и грохотом. Оттого и тихо. ...До смешного нелепо, что из всех уцелела она - не самая сильная, не самая умная, а про талант вовсе говорить не будем - и то ненадолго, потому что Бьякуран велел: уничтожить Вонголу, их союзников и всех, вступавших с ними в контакт, и нет нужды быть семи пядей во лбу: первое место, куда сунутся его миньоны - фамильный замок. Нужно куда-то бежать, делать что-то, собирать тех, кто уцелел, а сил не осталось. Она высушена, выпита досуха; собственное тело кажется Бьянки тяжелым и неповоротливым, что старый шкаф; опору выбили из под ног, с головой пихнули в тяжелую мутную воду, не выбраться. Осталась только усталость, да тихая бессильная ненависть, тянут ко дну. Бякурана не достать, своих не воскресить. Изловить луну в озере шансов больше. Наверняка это и есть тот самый предел, после которого никуда. Когда погиб Хаято, Бьянки рыдала, выла избитой собакой, а Реборн гладил её волосы и молчал, понимал - есть горе, против которого словами не поможешь; теперь нет Реборна, и слез тоже нет, куда там - в глазницы как песка насыпали. Бьянки, конечно, не признается, но втайне она ждет штурма - честного пути увильнуть от данного ему обещания; но Мильфиоре ошибаются, если думают, что могут взять замок с наскока... Да ничего они не думают. Хозяин замка и Хранители мертвы, их союзники - тоже, а едва живая от усталости женщина вряд ли сможет стать серьезной помехой; но Бог видит, она будет стараться. Только чтобы от стараний вышел толк, нужно хоть дойти до помещений охраны и включить пульт, а там для напавших уже весь букет: мины, дробовики в стенах, самострелы на люстрах, растяжки, напалм и прочие подарки от покойного Джанини. Самой бы не словить... Время как раздвоилось змеиным языком: с одного его кончика падали, исчезая, драгоценные минуты, а другой, проткнув кожу, погрузил в странный оцепенелый полусон. Нужно было встать и идти до подвала, а пальцы будто приклеились к створкам альбома, не оторвать. Он был последним, что осталось от её жизни, жизнь ушла и не вернется, хоть ты глотку сорви, крича вслед, ничего не сделаешь. Сознавать вот это - страшно. Страшно, думает Бьянки, листая тяжелые страницы; кажется чудовищно неправильным, что люди, живые в нем, молодые и улыбающиеся, в реальности Бьянки мертвы; не тяжелым или грустным, почему-то именно неправильным. Как если б солнцу вдруг вздумалось явиться с запада. Фото Реборна - единственный раз, когда его удалось заснять - пальцы рванули, едва не разорвав. "Трусиха", - тут же произнесли за плечом, и женщина почти обернулась - настолько отчетлив голос был. - Твоя последняя просьба ужасно эгоистична, не правда ли? - ответила Бьянки вслух. - Иногда умереть выходит гораздо легче, чем продолжать жить. Я теперь знаю. Так не честно, Реборн. "Хорошо это, правда?" - слова аркобалено звучали негромко, слишком устало для детской речи. - "Когда все обстоятельства против, а помощи ждать не от кого. Удобно. Но, получается, Бьякуран нас обыграл?" А что я могу? - хотела сказать Бьянки, и не сказала. Слишком жалобно бы получилось, а перед Реборном, даже фальшивым, даже рожденным своим же сознанием, - выглядеть жалкой пусть глупо, но по-прежнему не хотелось до дрожи. Он знал её всякую: в горе и радости, за работой, видел избитую, больную, усталую, только сломавшуюся - никогда; она почти успела порадоваться: это не Реборн, настоящий не узнает, не осудит... не осудит ведь? "Я видел в тебе больше, Бьянки". Что-что, но разочарование в этом голосе ожгло, стегнуло похлеще кнута - да так, что Бьянки едва не слетела на пол. Жестоко. Чертовски жестоко и несправедливо; почему вдруг ей страдать больше всех? Даже вот кресло возмутилось, отпустило неохотно. - Несправедливо, - повторила Бьянки, заставляя себя медленно, шаг за шагом двигаться - почти ползти - к галерее. Пол был будто смазан клеем, он крайне не желал выпускать подошвы, альбом, прижатый к груди, весил как гора; где-то далеко, на пределе слышимости, били воздух лопасти чужих вертолетов, и Бьянки вдруг поняла: не будут они входить, просто пару десятков ракет выпустят - и конец проблеме... "Кто спорит", - согласился Реборн в её голове. - "Пока ты живая, хоть что-то сделать да можешь, вот и ползи". - Вот и ползу, - эхом откликнулась Бьянки, сворачивая к портретам. Ход к лодочной станции должен быть, кажется, за Джотто...
-
-
23.04.2010 в 18:29732.
-
-
23.04.2010 в 18:50-
-
23.04.2010 в 20:06именно то, чего хотелось)) спасибо огромное
откроетесь?
заказчик
-
-
23.04.2010 в 20:38спасибо
кофе пьющая
фух, а то были опасения
собсно, афтор
-
-
23.04.2010 в 20:41-
-
23.04.2010 в 20:43вам спасибо за такую заявку
-
-
23.04.2010 в 21:02-
-
23.04.2010 в 21:37спасибо!