На улице прибило дождем сухую пыль, там – ветер и вечерняя прохлада. А здесь, в кабинете приемного отца пыль и затхлость, хотя все окна нараспашку. Может, им двоим просто не о чем говорить? Наверное, поэтому Занзасу так тяжело сейчас сидеть и угрюмо смотреть в стену. Хочется встать, развернуться и уйти прямо сейчас, но он все же решает выждать. Тимотео нервно крутит в руках пресс-папье в виде ракушки. Занзас недовольно хмурится. Он не понимает смысла этой встречи. Украдкой косится на старинные часы в углу, решает про себя – если Девятый за полчаса ничего не скажет – Занзас уйдет. Не сидеть же ему здесь до скончания века. На исходе десятой минуты отчим нарушает молчание. - Жаль, что все так вышло, - тихо говорит Тимотео. – Видит бог, не такой жизни я для тебя хотел, - он вздыхает. - Я всегда мечтал, чтобы ты играл на скрипке и был добрым мальчиком… - А я всегда мечтал танцевать балет, - резко огрызается Занзас. Тимотео огорченно вздыхает. - Я серьезно, сынок. - Да? – Занзас презрительно кривит рот. – Серьезно, значит? Ну, если серьезно, - он старательно вкладывает в эти слова побольше яда, - ты не поверишь, но я всегда мечтал стать следующим боссом Вонголы. Неожиданно, правда? Девятый наконец поднимает глаза, мягко смотрит на приемного сына. - Мне правда жаль, что все так вышло, - зачем-то повторяет он. – Ничего, сынок. Пройдет время, ты свыкнешься… Несмотря на мягкий характер, босс Вонголы – далеко не тряпка и не слабак. Как бы Занзасу не хотелось утверждать обратное, не признать очевидные вещи он не может. Но само поведение Тимотео неимоверно его раздражает. А для того это, наверное, нормально. Занзасу хочется сказать что-то едкое, саркастичное. Но на ум, как назло, ничего не идет, зато он понимает, что вряд ли что-то может ранить отчима больше, чем правда. - Можешь идти к дьяволу со своим милосердием, - тяжело говорит Занзас. - Ты же знаешь, что я не успокоюсь. Просто потому что из другого теста слеплен; не то, что ты и этот… Савада. У меня вот здесь, - он прикладывает ладонь к груди, - горит пламя. Огнем горит, полыхает, сжигает дотла. И никакой ваш чертов лед не помеха. А ваши чертовы увещевания – тем более. Только хуже от них. Пламя алчное, хищное, всепоглощающее. Пламя поневоле тянет вперед – к вершине. И дальше – дальше – дальше. А при столкновении с непрошибаемой стеной – бросает вперед. Пусть не бездумно и не на одном лишь упрямстве – но бросает и не желает останавливаться. Об этом Занзас не договаривает. Он и так сказал много – может, даже слишком. А на лице Тимотео – все то же чертово невыносимое сочувствие. И никакого понимания. Ему бы с будущим Десятым по душам разговаривать – найдут друг друга, два сапога пара. - Забудь, что я сказал, - бросает Занзас, поднимается из кресла и шагает к двери. Задушевного разговора у них не получилось – и вряд ли когда-нибудь получится.
На улице прибило дождем сухую пыль, там – ветер и вечерняя прохлада. А здесь, в кабинете приемного отца пыль и затхлость, хотя все окна нараспашку.
Может, им двоим просто не о чем говорить?
Наверное, поэтому Занзасу так тяжело сейчас сидеть и угрюмо смотреть в стену. Хочется встать, развернуться и уйти прямо сейчас, но он все же решает выждать.
Тимотео нервно крутит в руках пресс-папье в виде ракушки.
Занзас недовольно хмурится. Он не понимает смысла этой встречи. Украдкой косится на старинные часы в углу, решает про себя – если Девятый за полчаса ничего не скажет – Занзас уйдет. Не сидеть же ему здесь до скончания века.
На исходе десятой минуты отчим нарушает молчание.
- Жаль, что все так вышло, - тихо говорит Тимотео. – Видит бог, не такой жизни я для тебя хотел, - он вздыхает. - Я всегда мечтал, чтобы ты играл на скрипке и был добрым мальчиком…
- А я всегда мечтал танцевать балет, - резко огрызается Занзас.
Тимотео огорченно вздыхает.
- Я серьезно, сынок.
- Да? – Занзас презрительно кривит рот. – Серьезно, значит? Ну, если серьезно, - он старательно вкладывает в эти слова побольше яда, - ты не поверишь, но я всегда мечтал стать следующим боссом Вонголы. Неожиданно, правда?
Девятый наконец поднимает глаза, мягко смотрит на приемного сына.
- Мне правда жаль, что все так вышло, - зачем-то повторяет он. – Ничего, сынок. Пройдет время, ты свыкнешься…
Несмотря на мягкий характер, босс Вонголы – далеко не тряпка и не слабак. Как бы Занзасу не хотелось утверждать обратное, не признать очевидные вещи он не может. Но само поведение Тимотео неимоверно его раздражает. А для того это, наверное, нормально.
Занзасу хочется сказать что-то едкое, саркастичное. Но на ум, как назло, ничего не идет, зато он понимает, что вряд ли что-то может ранить отчима больше, чем правда.
- Можешь идти к дьяволу со своим милосердием, - тяжело говорит Занзас. - Ты же знаешь, что я не успокоюсь. Просто потому что из другого теста слеплен; не то, что ты и этот… Савада. У меня вот здесь, - он прикладывает ладонь к груди, - горит пламя. Огнем горит, полыхает, сжигает дотла. И никакой ваш чертов лед не помеха. А ваши чертовы увещевания – тем более. Только хуже от них.
Пламя алчное, хищное, всепоглощающее. Пламя поневоле тянет вперед – к вершине. И дальше – дальше – дальше. А при столкновении с непрошибаемой стеной – бросает вперед. Пусть не бездумно и не на одном лишь упрямстве – но бросает и не желает останавливаться.
Об этом Занзас не договаривает. Он и так сказал много – может, даже слишком.
А на лице Тимотео – все то же чертово невыносимое сочувствие. И никакого понимания. Ему бы с будущим Десятым по душам разговаривать – найдут друг друга, два сапога пара.
- Забудь, что я сказал, - бросает Занзас, поднимается из кресла и шагает к двери.
Задушевного разговора у них не получилось – и вряд ли когда-нибудь получится.
Заказчик
Спасибо.
Спасибо. Автор очень рад, что заказчику понравилось исполнение))
Serafima Mraka
Спасибо за похвалу.
Да, разумеется, утаскивайте)
В шапке достаточно указать мой ник)
И вам спасибо за похвалу)
Вхарактерное, цепляющее. Жизненное. Спасибо, автор.
Мимопроходимец