Они были слишком разные. Одна – закаленная в боях, привыкшая сжимать в руке оружие, прямая и целеустремленная. Вторая – нежная, домашняя, добрая, куда уместнее смотрящаяся возле кухонной плиты, чем в качестве босса. -Знаешь,- говорит Луче, кончиками пальцев поглаживая живот,- Я, когда маленькой была, всегда хотела стать феей. Чтобы людям делать добро. Ты можешь себе представить – только махнешь палочкой, и все счастливы! -Знаешь,- криво усмехаясь, отвечает ей Лал,- А я не помню, о чем мечтала в детстве. Забыла, когда детство кончилось. Как только первый раз в жизни автомат в руки взяла – так и забыла.
Луче все время улыбается, и небо плескается в ее голубых, широко распахнутых глазах. Иногда кажется, что своей любовью и заботой она способна окружить весь мир, а не только тех, кто рядом. Согреть, утешить, вернуть веру в будущее. Это дар, дар свыше – излечивать беспокойные сердца.
Теплым майским вечером закат разрезает небо на части, безжалостно топя синеву в огненно-рыжих всполохах, дробя и втаптывая в кровавые зарева, разбивая на хрустально-острые осколки. Лал вглядывается в глаза Луче, и видит в них отражение заката, видит умирающее, стонущее небо. -Мне страшно,- шепчет Луче, хватаясь за ее руку, как хватается за спасательный круг утопающий.- Я боюсь… Понимаешь? Я вижу, я знаю, чем все закончится, но не могу вам сказать. Я жертвую вами, вашими жизнями ради мира, я рушу ваши жизни! Какое же я тогда Небо? Лал несколько секунд раздумывает, но руку свою не вырывает. Не уходит, не пожимает равнодушно плечами. Остается. Остается смотреть на небо, тонущее в кровавом закате, не в силах помочь. -Какое я Небо, если боюсь!- сбивчиво шепчет Луче, лихорадочно ища ответ в карих глазах напротив,- Боюсь умирать, боюсь уходить в неизвестность! Так не должно быть, все должно быть не так! Луче тихонько, прерывисто вздыхает и всхлипывает. Она опускает голову, как будто груз ответственности и вины тянет ее все ниже, на самое дно, откуда уже не выплыть никогда. Она не ожидает чуда, не ожидает участия и понимания, но грубоватые чужие пальцы стирают слезы с щек, а потом поднимают лицо за подбородок, не давая возможности погрузиться в беспросветное отчаяние. -Луче,- Лал не умеет утешать, у нее нет в запасе нежности и терпения, есть только слова,- Луче. Мы сами выбрали этот путь. Мы пойдем за тобой до конца, куда бы ты нас не привела. Но,- пальцы слегка сжимают лицо,- Но что будет с нами, если разобьется Небо? Закатная краснота спадает, уходит за горизонт, освобождая место небу. Оно потихоньку склеивается, восстанавливается, возрождается из пепла – как Феникс. -Если разобьется Небо, то мы – и подавно,- как-то горько произносит Лал и опускает руки. Луче улыбается, сначала неуверенно, а потом все тверже и тверже. Как глоток свежего воздуха после толщи мутной зеленоватой воды над головой. -Нет,- говорит она, запрокидывая голову назад, вглядываясь в стремительно темнеющий край неба и первую звездочку, кажущуюся дыркой в полотне,- Небо не разобьется. Никогда. Они чувствуют, что об этом разговоре никто не должен знать. Они сейчас понимают друг друга как никогда, потому что видят в своих душах одинаковую веру. Веру в нерушимость, в постоянство Неба. Не такие уж они и разные, видимо.
-
-
18.05.2010 в 00:06Они были слишком разные. Одна – закаленная в боях, привыкшая сжимать в руке оружие, прямая и целеустремленная. Вторая – нежная, домашняя, добрая, куда уместнее смотрящаяся возле кухонной плиты, чем в качестве босса.
-Знаешь,- говорит Луче, кончиками пальцев поглаживая живот,- Я, когда маленькой была, всегда хотела стать феей. Чтобы людям делать добро. Ты можешь себе представить – только махнешь палочкой, и все счастливы!
-Знаешь,- криво усмехаясь, отвечает ей Лал,- А я не помню, о чем мечтала в детстве. Забыла, когда детство кончилось. Как только первый раз в жизни автомат в руки взяла – так и забыла.
Луче все время улыбается, и небо плескается в ее голубых, широко распахнутых глазах. Иногда кажется, что своей любовью и заботой она способна окружить весь мир, а не только тех, кто рядом. Согреть, утешить, вернуть веру в будущее. Это дар, дар свыше – излечивать беспокойные сердца.
Теплым майским вечером закат разрезает небо на части, безжалостно топя синеву в огненно-рыжих всполохах, дробя и втаптывая в кровавые зарева, разбивая на хрустально-острые осколки.
Лал вглядывается в глаза Луче, и видит в них отражение заката, видит умирающее, стонущее небо.
-Мне страшно,- шепчет Луче, хватаясь за ее руку, как хватается за спасательный круг утопающий.- Я боюсь… Понимаешь? Я вижу, я знаю, чем все закончится, но не могу вам сказать. Я жертвую вами, вашими жизнями ради мира, я рушу ваши жизни! Какое же я тогда Небо?
Лал несколько секунд раздумывает, но руку свою не вырывает. Не уходит, не пожимает равнодушно плечами. Остается. Остается смотреть на небо, тонущее в кровавом закате, не в силах помочь.
-Какое я Небо, если боюсь!- сбивчиво шепчет Луче, лихорадочно ища ответ в карих глазах напротив,- Боюсь умирать, боюсь уходить в неизвестность! Так не должно быть, все должно быть не так!
Луче тихонько, прерывисто вздыхает и всхлипывает. Она опускает голову, как будто груз ответственности и вины тянет ее все ниже, на самое дно, откуда уже не выплыть никогда.
Она не ожидает чуда, не ожидает участия и понимания, но грубоватые чужие пальцы стирают слезы с щек, а потом поднимают лицо за подбородок, не давая возможности погрузиться в беспросветное отчаяние.
-Луче,- Лал не умеет утешать, у нее нет в запасе нежности и терпения, есть только слова,- Луче. Мы сами выбрали этот путь. Мы пойдем за тобой до конца, куда бы ты нас не привела. Но,- пальцы слегка сжимают лицо,- Но что будет с нами, если разобьется Небо?
Закатная краснота спадает, уходит за горизонт, освобождая место небу. Оно потихоньку склеивается, восстанавливается, возрождается из пепла – как Феникс.
-Если разобьется Небо, то мы – и подавно,- как-то горько произносит Лал и опускает руки.
Луче улыбается, сначала неуверенно, а потом все тверже и тверже. Как глоток свежего воздуха после толщи мутной зеленоватой воды над головой.
-Нет,- говорит она, запрокидывая голову назад, вглядываясь в стремительно темнеющий край неба и первую звездочку, кажущуюся дыркой в полотне,- Небо не разобьется. Никогда.
Они чувствуют, что об этом разговоре никто не должен знать. Они сейчас понимают друг друга как никогда, потому что видят в своих душах одинаковую веру. Веру в нерушимость, в постоянство Неба.
Не такие уж они и разные, видимо.
-
-
18.05.2010 в 02:13не з.
-
-
18.05.2010 в 05:28