Не сразу он заметил, что она перешла на приторно-вишневые, терпкие настолько, что в горле першит. Впервые её подловили с сигаретой в руках почти десятилетие тому назад, у живой изгороди, куда приходили на неё одним глазком полюбоваться соседские мальчишки, которых после достижения двенадцатилетнего возраста начинали отпускать дальше заднего двора их шикарных особняков. Она обменивала поцелуи в тонкие кисти на крепкие сигары, стащенные из отцовских кабинетов, и так бы и дальше продолжалась череда не по годам продуманного лукавого бартера, если бы её однажды не застал младший брат и, впечатленный и раздосадованный, не поспешил известить об этом прислугу.
И теперь она стояла рядом со своим отцом, высокая и стройная молодая женщина, и не гнушалась курить в его присутствии: разве что не выдыхала клубы дыма в его лицо, но сейчас она была не в том положении, чтобы давать волю презрению и пренебрежению. На ней был короткий, едва прикрывающий ягодицы пеньюар и накинутый на плечи отцовский пиджак, растрепанные волосы поспешно забраны в узел, под глазами темные круги от макияжа или усталости, и руки, подносившие зажигалку к очередной сигарете, неприкрыто дрожали.
Он собрал все свое притворное самообладание и спросил: - Милая, сколько еще похорон твоих мальчиков я должен оплатить? Она улыбнулась уголком бледных губ, но не сводила глаз с распластанного на кровати тела с аккуратной темной дырочкой в груди. Оттуда, где они стояли, крови не было видно, но равнодушный, остекленевший взгляд этого молодого мальчика впитывался в их видение быстрее, чем красное в белый шелк простыней.
- Забери меня отсюда. Когда она позвонила полчаса назад, у неё был очень ровный, спокойный голос. Бесчувственные переливы слогов. Было только одиннадцать вечера. Теперь же она говорила очень тихо, очень осторожно, словно боялась спугнуть это мгновение, когда неожиданное событие приносит смятение, но пока не влечет за собой неотвратимых последствий. - Всё кончено. Я возвращаюсь. Он давным-давно решил, что так будет лучше. А она всегда была его девочкой, дочерью своего отца.
Мальчики у живой изгороди, с боготворящей улыбкой передающие сигары кокетливо протянутой руке - теперь уже мужчины, опасные и быстрые, ревнивые и отчаянные, и она знала каждого из них поимённо, но никогда не удостаивала чести ещё раз притронуться к себе. Этот, на кровати, наверняка так и останется для неё безымянным любовником из другого мира, где курили дешевые вишневые сигареты и видели оружие только перед смертью.
- Это верное решение, - сказал он, и она вздрогнула всем телом, когда его руки легли ей на плечи. Возможно, потому что почувствовала на них запах пороха, возможно, потому что вспомнила, с какой настойчивостью Реборн советовал ей вернуться домой, возможно, потому что осознала, что брат вовсе не кинется в её объятия, когда она снова появится на пороге крохотной квартиры. Выходя из номера, он захватил с тумбочки пачку её дешевых сигарет, потому что его дочь выкурит остатки своей свободы здесь, в этом душном номере, и наступит на её фильтр босой пяткой.
Автор, это так глубоко прочувствованно, так сильно и красиво написано, что не замечаешь, как окунаешься в этот мир с головой, и чувствуешь только когда всплываешь. Шикарно ** Не заказчик.
читать дальшеСнова траур. Любимый умер. Мелкий дождик стучит по крыше. Слез дорожки бегут по стеклам. Дым сигары с запахом вишни.
Сладкий вкус, но на сердце горечь. Выдыхает колечки дыма. Больше он уже не вернется… С ним все было не так, как с другими.
- Доченька, сколько еще Ты будешь курить и рыдать? Все равно ведь забудешь его И с мальчиком новым пойдешь погулять.
Нет, такого уже не будет. Его солнечная улыбка Не выходит из памяти Бьянки. Как он мог совершить ошибку? Были счастливы невероятно! Дни текли в безмятежном покое. И она мечтала о свадьбе. Как он мог совершить такое?
- Милая, сколько еще похорон Твоих мальчиков я должен оплатить? Обходятся дороже праздников. Я сам за это их готов убить!
Убивай кого хочешь, папа. Свет не мил, хоть самой в могилу. Не могла поступить иначе. Целый вечер грибы варила! Как он мог от них отазаться?.. Отбивался чуть ли не силой, Тут взыграло гордое сердце И она его не простила.
Никак отцу не понять, Что это любовь на всю жизнь Ей его не забыть, Уймись боль в сердце, любимый, вернись!
В комнате витал лёгкий аромат вишни, приправленной табаком; тихо горел камин, освещая полутьму гостиной. Тишина проникала во все уголки, заставляя замолкнуть шорохи большого старого дома. Бьянки сидела около кресла, согнувшись. Со стороны могло показаться, что она попросту упала, однако её изредка подрагивающие плечи говорили об обратном. — Милая, сколько ещё похорон твоих мальчиков я должен оплатить? — сухо, как бы невзначай, поинтересовался голос, доносящийся из-за спины. — Отец... — Бьянки подняла голову, всхлипнула, задрожав всем телом; упала на дорогой ковёр чёрная траурная шляпка, — Реборн единственный. Это последние похороны, за которые ты платишь. По крыше застучали тяжёлые дождевые капли, разнося свой ритм по всему дому, обвиняя. Действительно, он был единственным.
Не сразу он заметил, что она перешла на приторно-вишневые, терпкие настолько, что в горле першит.
Впервые её подловили с сигаретой в руках почти десятилетие тому назад, у живой изгороди, куда приходили на неё одним глазком полюбоваться соседские мальчишки, которых после достижения двенадцатилетнего возраста начинали отпускать дальше заднего двора их шикарных особняков. Она обменивала поцелуи в тонкие кисти на крепкие сигары, стащенные из отцовских кабинетов, и так бы и дальше продолжалась череда не по годам продуманного лукавого бартера, если бы её однажды не застал младший брат и, впечатленный и раздосадованный, не поспешил известить об этом прислугу.
И теперь она стояла рядом со своим отцом, высокая и стройная молодая женщина, и не гнушалась курить в его присутствии: разве что не выдыхала клубы дыма в его лицо, но сейчас она была не в том положении, чтобы давать волю презрению и пренебрежению.
На ней был короткий, едва прикрывающий ягодицы пеньюар и накинутый на плечи отцовский пиджак, растрепанные волосы поспешно забраны в узел, под глазами темные круги от макияжа или усталости, и руки, подносившие зажигалку к очередной сигарете, неприкрыто дрожали.
Он собрал все свое притворное самообладание и спросил:
- Милая, сколько еще похорон твоих мальчиков я должен оплатить?
Она улыбнулась уголком бледных губ, но не сводила глаз с распластанного на кровати тела с аккуратной темной дырочкой в груди. Оттуда, где они стояли, крови не было видно, но равнодушный, остекленевший взгляд этого молодого мальчика впитывался в их видение быстрее, чем красное в белый шелк простыней.
- Забери меня отсюда.
Когда она позвонила полчаса назад, у неё был очень ровный, спокойный голос. Бесчувственные переливы слогов. Было только одиннадцать вечера.
Теперь же она говорила очень тихо, очень осторожно, словно боялась спугнуть это мгновение, когда неожиданное событие приносит смятение, но пока не влечет за собой неотвратимых последствий.
- Всё кончено. Я возвращаюсь.
Он давным-давно решил, что так будет лучше. А она всегда была его девочкой, дочерью своего отца.
Мальчики у живой изгороди, с боготворящей улыбкой передающие сигары кокетливо протянутой руке - теперь уже мужчины, опасные и быстрые, ревнивые и отчаянные, и она знала каждого из них поимённо, но никогда не удостаивала чести ещё раз притронуться к себе. Этот, на кровати, наверняка так и останется для неё безымянным любовником из другого мира, где курили дешевые вишневые сигареты и видели оружие только перед смертью.
- Это верное решение, - сказал он, и она вздрогнула всем телом, когда его руки легли ей на плечи.
Возможно, потому что почувствовала на них запах пороха, возможно, потому что вспомнила, с какой настойчивостью Реборн советовал ей вернуться домой, возможно, потому что осознала, что брат вовсе не кинется в её объятия, когда она снова появится на пороге крохотной квартиры.
Выходя из номера, он захватил с тумбочки пачку её дешевых сигарет, потому что его дочь выкурит остатки своей свободы здесь, в этом душном номере, и наступит на её фильтр босой пяткой.
Они ей больше не понадобятся.
Не заказчик.
Не заказчик.
Медичка Шани, благодарю!
ILovePinapples, приятно, что вы не остались равнодушными
читать дальше
105 слов.
В комнате витал лёгкий аромат вишни, приправленной табаком; тихо горел камин, освещая полутьму гостиной. Тишина проникала во все уголки, заставляя замолкнуть шорохи большого старого дома. Бьянки сидела около кресла, согнувшись. Со стороны могло показаться, что она попросту упала, однако её изредка подрагивающие плечи говорили об обратном.
— Милая, сколько ещё похорон твоих мальчиков я должен оплатить? — сухо, как бы невзначай, поинтересовался голос, доносящийся из-за спины.
— Отец... — Бьянки подняла голову, всхлипнула, задрожав всем телом; упала на дорогой ковёр чёрная траурная шляпка, — Реборн единственный. Это последние похороны, за которые ты платишь.
По крыше застучали тяжёлые дождевые капли, разнося свой ритм по всему дому, обвиняя.
Действительно, он был единственным.