На улицах – пусто. Впрочем, удивляться нечему - дождь, воскресенье, шесть утра – Сорренто тихо спит, убаюканный шумом стихии. И только на центральной площади кружится вокруг памятника Торквато Тассо яркий красный зонт. -Ты сумашедший, - хрипло шепчет Лал, нервно теребя серый пиджак на плече Колонелло. -Я больной, - поправляет солдат и тихо смеётся. – А ты танцевать не умеешь... -Пошёл к чёрту, - немного грустно просит Мирч. Действительно, танцевать она не умеет – гораздо легче гонять себя на тренировках двадцать пять часов в сутки, чем правильно переставлять ноги. Но Колонелло на то и Колонелло, чтобы всегда и везде быть настоящим Колонелло – «легкоусваиваемым», как выразился когда-то лейтенант Торе, и немного сумашедшим. Лейтенанта Лал уважала, спорить с ним не решалась и была согласна. Колонелло был Колонелло всегда, без отпусков и выходных – в форме или в штатском, как сейчас; с винтовкой за спиной или в серой фетровой шляпе, которая делала его невероятно похожим на Реборна. Но он – не Реборн, а Колонелло – угрюмый мафиози никогда не стал бы вальсировать под проливным дождём. А Колонелло – стал. Да ещё и Лал подбил. -Tu, soltanto tu,* - замурлыкал Колонелло, наклонившись к уху девушки. Капитан только сильнее сжала серый пиджак. - Mi hai fatto innamorare, amore mio,** - продолжал напевать солдат. -Да что ты? -Сon la semplicità dei tuoi perché,*** - парировал он. Лал уставилась на довольного подколом Колонелло, явно намереваясь убить его взглядом. -Сon quello sguardo che tu sola hai...**** -Дурак, - вспыхнула Мирч, вырвала свою руку из захвата парня, развернулась на пятках и пошла прочь. Едва она вышла из под зонта, дождь, радуясь новой добыче, припустил ещё сильнее. -Погоди, капитан! – быстрым шагом Колонелло догнал разозлённую Лал Мирч и укрыл её зонтом. – Это же только песня!.. -О, значит, только песня?! – вспылила она, снова выбираясь из под зонта. -Лал! -Что! Мирч остановилась, скрестив руки на груди. -Чудесная песня, очень правдивая, - улыбнулся Колонелло, небрежно накидывая свой пиджак на плечи Лал. Красный зонт снова замаячил над головой, капитан недовольно тряхнула головой, но молча пошла дальше. Почти молча – с языка совершенно случайно сорвалась строчка из той же песни. -Tu, soltanto tu, con tutti quei pensieri d'amore quasi a tutte le ore...***** – не услышал. Слава богу.
*Ты и только ты **Заставляешь меня вюбиться, любовь моя ***С простотой твоих вопросов ****С взглядом, который есть только у тебя... *****Ты и только ты, со всеми твоими мыслями о любви, почти всё немедленно..
- Просто напомните мне, что мы здесь забыли,- шипит Лал, когда с дерева, с широких, глянцевитых листьев, прямиком ей за шиворот, льется поток ледяной воды. Прицельно так льется, словно дожидался. Луче, лопоча что-то извиняющееся, неизменно светлое и добродушное, пытается вернуть простой в своей строгости, черный, мужского фасона зонт законной хозяйке, но та с гневом отпихивает назад. - Еще не хватало, чтобы ты простудилась,- ворчит Лал. Вода никак не хочет вытекать обратно, даже несмотря на полурассегнутую уже в приступе отчаяния рубашку. Ледяная влага впитывается в ткань так стремительно, как впитывалась бы вода в потрескавшуюся землю пустыни, и Лал оставляет жалкие попытки.- В следующий раз попытайся посмотреть на небо, прежде чем верить предсказаниям метеорологов. Небо, некоторое время раздумывая, разряжается немыслимым потоком дождя, да таким, что Луче даже пищит от неожиданности и целиком ныряет в свое единственное укрытие, столь щедро одолженное капитаном. Реборн, не отличающийся скромностью, прижимает женщину спиной к себе, делая вид, что пытается защитить ее мокроты, но на самом же деле беспардонно влезает под широкую сень зонта. Лал, глядя на это, только давится своим фырканьем. Слабак.
- Эй!- Колонелло выныривает откуда-то из подворотен, мокрый донельзя, но радостный, с улыбкой до ушей,- А я нашел нужный дом! Спросил там, на площади,- он неопределенно машет рукой,- Мне показали. И чего мы сразу не догадались так сделать? - Потому что кое-кто считал, что и без того неплохо ориентируется на местности,- ледяным тоном поясняет Лал. Ледяной голос, ледяные руки, и, черт возьми, спина теперь тоже ледяная, потому что мокрая рубашка отвратительно липнет к коже. Ей, капитану, конечно, не привыкать, но если можно оградить себя от неприятностей – зачем геройствовать? У нее, все-таки, хвала Богу, разум в наличии имеется, в отличие от одного вечно радостного идиота. - Да ладно тебе,- Колонелло подходит поближе, можно даже сказать – подскакивает, и, дернув за плечи, поворачивает Лал к морю,- Это же Сорренто! Ты никогда не была в Сорренто, а это недопустимо для итальянца. Как там пелось? Vir 'o mare quant’è bello, эээ… - Ispira tantu sentimento*, придурок,- Лал сбрасывает его руки с плеч,- Не позорь Отечество. Я много где не была, и это меня ничуть не угнетает, поэтому, будь добр, заканчивай свои глупости. Я хочу поскорее все это завершить и сменить рубашку в гостинице. - Ах!- Луче высовывает свой любопытный, не по-итальянски курносый носик из-под рукава Реборна,- Это же прекрасная песня! Я вот была в Сорренто пару лет назад, правда, погодка тогда стояла солнечная. Ну и город, должна я вам сказать! Что там Милан, Рим, Неаполь!.. Да даже Венеция не сравнится с очарованием маленького Сорренто! Какие тут виды, а какой воздух, а какой… А знаете эту песню? Mi hai fatto innamorare, Facendomi sognare un po' di più**… Я всегда мечтала танцевать под нее с галантным кавалером, посреди площади, под зонтом, и чтобы дождь вокруг лил стеной… - И как это связано с Сорренто?- вскидывает бровь Лал. Ей, в отличие от Луче, уже приходилось в своей жизни танцевать под эту песню, и не сказать, что воспоминания были очень уж радужными и романтичными. Ремешки туфель натирали щиколотки, объект слежки постоянно перемещался из одного угла в другой, и пришлось изрядно попотеть, чтобы уследить за ним, попутно не обнаружив маскировку. Да еще Колонелло – и почему именно он? – отнесся к заданию с должным рвением, прижимал своего капитана к себе так нежно, как будто это вовсе не игра. Чертова песня еще долго снилась потом ночами. - Да никак,- поживает изящными плечиками Луче,- Просто вспомнилось под подходящую обстановку. Да, Реборн? Tu, soltanto tu, con le canzoni che mi canti tu, con qualche tua poesia malinconia***…- Луче напевает очень красиво и мелодично, попутно обхватывая тонкими руками ладони лучшего киллера и пританцовывая вместе с ним. Лучший киллер закатывает глаза, но не сопротивляется. - Самые подходящие строчки вспомнила, да?- опасно усмехается он,- Как будто я писал когда-нибудь тебе песни и стихи. - Самые первые, мистер киллер-параноик,- парирует Луче,- Это просто начало песни. - О!- Подрывается с места Колонеело,- Лал, а ты помнишь?.. - И помнить не хочу!- возмущается Лал, когда сильные руки знакомо подхватывают ее, и, совершенно не в такт мелодичному пению Луче, начинают кружить по мокрой земле. Обувь проваливается в рыхлую почву, но как будто до этого есть кому-то дело? - Mi hai fatto innamorare, amore mio-о-о!- тянет Колонелло. Это сложно назвать даже песней, слух у лейтенанта отсутствует напрочь. - Пусти меня,- Лал выкручивается из его объятий, давая хорошего профилактического пинка – на всякий случай,- Идиот. Что за песенный день? Вы, все трое, взрослые и ответственные люди, и нас, между прочим, давно ждут. Отставить романтику! Дома не наобнимались? - Но это же Сорренто!- снова тянет Луче, но замолкает под недружелюбным взглядом капитана. Реборн понимающе переглядывается с Лал, затем подхватывает свою спутницу под локоток и выводит из эпицентра капитанского гнева. - Будет тебе танец под зонтом,- устало обещает он,- Господь, за что я тебя так прогневал? Санта-Мария, я большой грешник, но это уже слишком!,- под счастливую улыбку Луче и страдальческую маску Реборна парочка покидает негостеприимно мокрое дерево, выбираясь на залитую ручьями мостовую. - Аmore mio,- слышит Лал тихий выдох в свою безнадежно мокрую макушку. Ловит за рубашку этого идиота и пихает вперед. - Мне показалось, или ты говорил, что знаешь дорогу?- сурово спрашивает она,- Так потрудись догнать этих двоих. Я не хочу блуждать еще час по местным красотам и достопримечательностям. - Так точно, капитан!- салютует придурок, прикрывая второй рукой голову, потому что «к пустой не прикладывают» и уносится вперед, поднимая тучу брызг тяжелыми, армейскими ботинками. Лал вздыхает и трет виски: проклятая песня снова засела глубоко в голове, а может быть, и глубоко в сердце, и теперь стучит звонкими нотками и откровенным шепотом «amore mio» с каждой каплей дождя.
* "Torna a Surriento", Эрнесто де Куртис. Посмотри, насколько красиво море! Сколько чувств оно внушает.. ** Заставляешь меня влюбиться, заставляешь меня мечтать немного больше. ***Ты и только ты, с песнями, которые ты мне поешь, с некоторой меланхолией в твоих стихах.
Первое исполнение прекрасно, второе - изумительно. Даже не знаю, какое мне больше понравилось - первое или второе. Они оба великолепны! *О* Спасибо и первому, и второму автору за такие атмосферные фанфики ^^ Просто читатель.
351 слово
На улицах – пусто. Впрочем, удивляться нечему - дождь, воскресенье, шесть утра – Сорренто тихо спит, убаюканный шумом стихии. И только на центральной площади кружится вокруг памятника Торквато Тассо яркий красный зонт.
-Ты сумашедший, - хрипло шепчет Лал, нервно теребя серый пиджак на плече Колонелло.
-Я больной, - поправляет солдат и тихо смеётся. – А ты танцевать не умеешь...
-Пошёл к чёрту, - немного грустно просит Мирч. Действительно, танцевать она не умеет – гораздо легче гонять себя на тренировках двадцать пять часов в сутки, чем правильно переставлять ноги. Но Колонелло на то и Колонелло, чтобы всегда и везде быть настоящим Колонелло – «легкоусваиваемым», как выразился когда-то лейтенант Торе, и немного сумашедшим. Лейтенанта Лал уважала, спорить с ним не решалась и была согласна.
Колонелло был Колонелло всегда, без отпусков и выходных – в форме или в штатском, как сейчас; с винтовкой за спиной или в серой фетровой шляпе, которая делала его невероятно похожим на Реборна. Но он – не Реборн, а Колонелло – угрюмый мафиози никогда не стал бы вальсировать под проливным дождём. А Колонелло – стал. Да ещё и Лал подбил.
-Tu, soltanto tu,* - замурлыкал Колонелло, наклонившись к уху девушки. Капитан только сильнее сжала серый пиджак.
- Mi hai fatto innamorare, amore mio,** - продолжал напевать солдат.
-Да что ты?
-Сon la semplicità dei tuoi perché,*** - парировал он. Лал уставилась на довольного подколом Колонелло, явно намереваясь убить его взглядом.
-Сon quello sguardo che tu sola hai...****
-Дурак, - вспыхнула Мирч, вырвала свою руку из захвата парня, развернулась на пятках и пошла прочь. Едва она вышла из под зонта, дождь, радуясь новой добыче, припустил ещё сильнее.
-Погоди, капитан! – быстрым шагом Колонелло догнал разозлённую Лал Мирч и укрыл её зонтом. – Это же только песня!..
-О, значит, только песня?! – вспылила она, снова выбираясь из под зонта.
-Лал!
-Что!
Мирч остановилась, скрестив руки на груди.
-Чудесная песня, очень правдивая, - улыбнулся Колонелло, небрежно накидывая свой пиджак на плечи Лал. Красный зонт снова замаячил над головой, капитан недовольно тряхнула головой, но молча пошла дальше. Почти молча – с языка совершенно случайно сорвалась строчка из той же песни.
-Tu, soltanto tu, con tutti quei pensieri d'amore quasi a tutte le ore...***** – не услышал. Слава богу.
*Ты и только ты
**Заставляешь меня вюбиться, любовь моя
***С простотой твоих вопросов
****С взглядом, который есть только у тебя...
*****Ты и только ты, со всеми твоими мыслями о любви, почти всё немедленно..
Читатель.
- Просто напомните мне, что мы здесь забыли,- шипит Лал, когда с дерева, с широких, глянцевитых листьев, прямиком ей за шиворот, льется поток ледяной воды. Прицельно так льется, словно дожидался.
Луче, лопоча что-то извиняющееся, неизменно светлое и добродушное, пытается вернуть простой в своей строгости, черный, мужского фасона зонт законной хозяйке, но та с гневом отпихивает назад.
- Еще не хватало, чтобы ты простудилась,- ворчит Лал. Вода никак не хочет вытекать обратно, даже несмотря на полурассегнутую уже в приступе отчаяния рубашку. Ледяная влага впитывается в ткань так стремительно, как впитывалась бы вода в потрескавшуюся землю пустыни, и Лал оставляет жалкие попытки.- В следующий раз попытайся посмотреть на небо, прежде чем верить предсказаниям метеорологов.
Небо, некоторое время раздумывая, разряжается немыслимым потоком дождя, да таким, что Луче даже пищит от неожиданности и целиком ныряет в свое единственное укрытие, столь щедро одолженное капитаном. Реборн, не отличающийся скромностью, прижимает женщину спиной к себе, делая вид, что пытается защитить ее мокроты, но на самом же деле беспардонно влезает под широкую сень зонта. Лал, глядя на это, только давится своим фырканьем.
Слабак.
- Эй!- Колонелло выныривает откуда-то из подворотен, мокрый донельзя, но радостный, с улыбкой до ушей,- А я нашел нужный дом! Спросил там, на площади,- он неопределенно машет рукой,- Мне показали. И чего мы сразу не догадались так сделать?
- Потому что кое-кто считал, что и без того неплохо ориентируется на местности,- ледяным тоном поясняет Лал. Ледяной голос, ледяные руки, и, черт возьми, спина теперь тоже ледяная, потому что мокрая рубашка отвратительно липнет к коже. Ей, капитану, конечно, не привыкать, но если можно оградить себя от неприятностей – зачем геройствовать? У нее, все-таки, хвала Богу, разум в наличии имеется, в отличие от одного вечно радостного идиота.
- Да ладно тебе,- Колонелло подходит поближе, можно даже сказать – подскакивает, и, дернув за плечи, поворачивает Лал к морю,- Это же Сорренто! Ты никогда не была в Сорренто, а это недопустимо для итальянца. Как там пелось? Vir 'o mare quant’è bello, эээ…
- Ispira tantu sentimento*, придурок,- Лал сбрасывает его руки с плеч,- Не позорь Отечество. Я много где не была, и это меня ничуть не угнетает, поэтому, будь добр, заканчивай свои глупости. Я хочу поскорее все это завершить и сменить рубашку в гостинице.
- Ах!- Луче высовывает свой любопытный, не по-итальянски курносый носик из-под рукава Реборна,- Это же прекрасная песня! Я вот была в Сорренто пару лет назад, правда, погодка тогда стояла солнечная. Ну и город, должна я вам сказать! Что там Милан, Рим, Неаполь!.. Да даже Венеция не сравнится с очарованием маленького Сорренто! Какие тут виды, а какой воздух, а какой… А знаете эту песню? Mi hai fatto innamorare, Facendomi sognare un po' di più**… Я всегда мечтала танцевать под нее с галантным кавалером, посреди площади, под зонтом, и чтобы дождь вокруг лил стеной…
- И как это связано с Сорренто?- вскидывает бровь Лал. Ей, в отличие от Луче, уже приходилось в своей жизни танцевать под эту песню, и не сказать, что воспоминания были очень уж радужными и романтичными. Ремешки туфель натирали щиколотки, объект слежки постоянно перемещался из одного угла в другой, и пришлось изрядно попотеть, чтобы уследить за ним, попутно не обнаружив маскировку. Да еще Колонелло – и почему именно он? – отнесся к заданию с должным рвением, прижимал своего капитана к себе так нежно, как будто это вовсе не игра. Чертова песня еще долго снилась потом ночами.
- Да никак,- поживает изящными плечиками Луче,- Просто вспомнилось под подходящую обстановку. Да, Реборн? Tu, soltanto tu, con le canzoni che mi canti tu, con qualche tua poesia malinconia***…- Луче напевает очень красиво и мелодично, попутно обхватывая тонкими руками ладони лучшего киллера и пританцовывая вместе с ним. Лучший киллер закатывает глаза, но не сопротивляется.
- Самые подходящие строчки вспомнила, да?- опасно усмехается он,- Как будто я писал когда-нибудь тебе песни и стихи.
- Самые первые, мистер киллер-параноик,- парирует Луче,- Это просто начало песни.
- О!- Подрывается с места Колонеело,- Лал, а ты помнишь?..
- И помнить не хочу!- возмущается Лал, когда сильные руки знакомо подхватывают ее, и, совершенно не в такт мелодичному пению Луче, начинают кружить по мокрой земле. Обувь проваливается в рыхлую почву, но как будто до этого есть кому-то дело?
- Mi hai fatto innamorare, amore mio-о-о!- тянет Колонелло. Это сложно назвать даже песней, слух у лейтенанта отсутствует напрочь.
- Пусти меня,- Лал выкручивается из его объятий, давая хорошего профилактического пинка – на всякий случай,- Идиот. Что за песенный день? Вы, все трое, взрослые и ответственные люди, и нас, между прочим, давно ждут. Отставить романтику! Дома не наобнимались?
- Но это же Сорренто!- снова тянет Луче, но замолкает под недружелюбным взглядом капитана.
Реборн понимающе переглядывается с Лал, затем подхватывает свою спутницу под локоток и выводит из эпицентра капитанского гнева.
- Будет тебе танец под зонтом,- устало обещает он,- Господь, за что я тебя так прогневал? Санта-Мария, я большой грешник, но это уже слишком!,- под счастливую улыбку Луче и страдальческую маску Реборна парочка покидает негостеприимно мокрое дерево, выбираясь на залитую ручьями мостовую.
- Аmore mio,- слышит Лал тихий выдох в свою безнадежно мокрую макушку. Ловит за рубашку этого идиота и пихает вперед.
- Мне показалось, или ты говорил, что знаешь дорогу?- сурово спрашивает она,- Так потрудись догнать этих двоих. Я не хочу блуждать еще час по местным красотам и достопримечательностям.
- Так точно, капитан!- салютует придурок, прикрывая второй рукой голову, потому что «к пустой не прикладывают» и уносится вперед, поднимая тучу брызг тяжелыми, армейскими ботинками.
Лал вздыхает и трет виски: проклятая песня снова засела глубоко в голове, а может быть, и глубоко в сердце, и теперь стучит звонкими нотками и откровенным шепотом «amore mio» с каждой каплей дождя.
* "Torna a Surriento", Эрнесто де Куртис. Посмотри, насколько красиво море! Сколько чувств оно внушает..
** Заставляешь меня влюбиться, заставляешь меня мечтать немного больше.
***Ты и только ты, с песнями, которые ты мне поешь, с некоторой меланхолией в твоих стихах.
Спасибо и первому, и второму автору за такие атмосферные фанфики ^^
Просто читатель.