Что-то очень странное... Еще и с намеком на пейринг. Еще и с ОЖП. Если вы их не любите, лучше не стоит хдд И ООС адский просто, походу. Ну, предупредили! Теперь вперед. 1162 слова. читать дальшеПо утрам всегда так тихо, что отчетливо слышно звук заварки, ударяющейся о дно моей чашки. Это всегда отвлекает от мыслей. Закипает вода. Кипяток шипит и бурлит, когда его наливают, листики раскрываются. Так начинается утро. Но этот первый удар, когда они отскакивают от белого дна, как капли летнего дождя – в нем есть что-то завораживающее. Наверное, то, что меня только что так же ударило о борт лодки волной. Я отскочила, но не очень пружинно – мешает вода. Мешают потоки воды, целый океан, бушующий вокруг. Здесь тоже белое дно. Чистый-чистый песок, невероятно. Я не помню, откуда это знаю. Может быть, открывала глаза на глубине, когда доставала дна, когда меня швыряло об дно, и тогда увидела. Может быть, это только кажется. Я просто чаинка в чашке божества. Так начинается утро. Прости, это слишком для меня… круто. Я не выдержу. Я полужива. Разве никто не сказал ему там, что чайный лист не раскроется в холодной воде? А он все льет, и льет, и льет… Хотя, может, боги по-другому заваривают чай. Есть акулы, чтобы разодрать мое тело. Есть рифы, чтобы проткнуть его. Есть лодка, чтобы разбить его. Все истлеет, и останутся только кости, солёные кости. Все пройдет. Это тоже не бесконечно. Это тоже закончится. Мачта – это ложка божества. Или что это? Я не вижу, я уже не могу видеть. Красные глаза разъедает соль. Губы и рот разъедает соль. Горько. Просто горько. Но я, как очень настырная чаинка, цепляюсь за эту ложку что есть сил. Сжимаю руки и надеюсь, что их сведет судорога, и что они не расцепятся, когда сознание совсем смоет новой волной. Плыви. Плыви! Дождь волнами, непрерывными потоками хлещет по лицу, давая отдых и надежду. Смывает жжение, смывает боль. Я открываю рот, ловлю капли языком, слизываю их с губ пополам с запекшейся коркой и собственной кожей. Шторм бушует везде – от темного неба до черного моря с белой рябью пены. Я ненавижу облака, исторгающие молнии и гром. Ненавижу облака. Но благословляю дождь. Огромной волной меня подбрасывает и, кажется, отрывает от воды. Божество сбрасывает с ложки надоедливую чаинку. Девятый вал возвышается, накрывая мощной тенью. Я успеваю вдохнуть, но толку нет. Удар такой сильный, что вместе с пузырьками выпущенного кислорода наверх всплывает и мое сознание. Тело остается без. Разум – он требовательный такой, он не хочет тонуть и погибать. На дне спокойно. Какими-то древними сенсорными системами я ощущаю это, какими-то крупицами интеллекта запоминаю. Рука касается белого песка, невольно сжимаясь, зарывая пальцы внутрь в попытке удержаться. Утро началось. Заварившиеся чаинки опускаются на дно.
-Дзиро! – этот обычно низкий и опасно бархатистый голос внезапно звякнул чем-то стальным, неприятным и даже не особо мужским. Единственную секунду он выдал себя. Дальше – обеспокоенно, но холодно, - Кажется, я вижу Дзиро. На горизонте действительно показалось что-то коричневое и косматое. Гокудера рванулся вперед, но Ямамото положил ему руку на плечо: -Толку нет. Просто ждем. Огромные волны с шумом разбивались о песок, оставляя небольшие углубления. Море было грязное и черное. И где-то вдалеке плыл этот огромный, верный, сильный пес, вынося на своем теле еще одно, едва-едва теплое. Ожидание отравляло. За время, пока они приблизились на достаточное расстояние, чтобы разглядеть точно, сто раз пролетела мысль, что это просто пена на гребне новой волны и какой-то обломок дерева на нем. Но нет. Это были они. Два живых существа. Гокудера не выдержал. Пес даже еще плыл, не шел, а хранитель уже ринулся в воду, закрываясь руками от соленых брызг и пытаясь устоять. Пользы от этого было не много – только Дзиро почувствовал воду, он быстро выбрался на песок и аккуратно улегся у ног хозяина. Хаято чертыхнулся и стал возвращаться. Ямамото сел на корточки, потрепал пса за ухом и тихонько прошептал, пока хранитель грозы не мог слышать: -Спасибо тебе. Ты не представляешь, насколько важно то, что ты только что сделал. Подбежал Хаято, немилосердно ругаясь и хлопая мокрыми штанинами. Он чувствовал облегчение. Такое сильное, что держать его внутри не удавалось, и оно рвалось наружу сплошным потоком матерных слов. Такеши легко-легко, едва заметно улыбался и пытался как можно аккуратнее расцепить холодные влажные пальцы, сведенные судорогой то ли от холода, то ли от воли к жизни. Хаято тоже пытается помочь, но его собственные руки трясутся. На удивление, это как раз и работает. А, может, просто человеческое тепло дает результат – хватка слабеет, но когда Такеши аккуратно снимает пострадавшую, она все же умудряется вырвать клок шерсти. Дзиро обиженно и коротко скулит, но ничего не делает. Да и рука Ямамото, поглаживающая мокрую огромную спину, успокаивает. Хаято кому-то звонит. Наверное, врачам Вонголы. Или в скорую. Или в МЧС… А хранитель дождя чувствует, как с каждой новой волной на него накатывает нереальное умиротворение. Она здесь. По крайней мере, хотя бы её тело. Прикладывает руку к пульсу… Непрямой массаж сердца, прощупывает пальцами ребра, которые послушно прогибаются вниз. Наклоняется, чтобы вдохнуть кислорода, но вдруг ее подбрасывает слишком резко – они ударяются лбами. Такеши улыбается – на этот раз широко, светло и удовлетворенно. Она снова падает на песок, переворачивается набок, скорчивается в позу эмбриона и пару минут плюется водой и кашляет. Вокруг носится и шумит Гокудера, а еще носится и шумит ветер и ураган, но какое до этого кому дело? Она содрогается всем телом, ерзает по берегу, к левому кончику губ прилипают песчинки: белые и одна черная среди них. Затихла. Только дышит тяжело. Такеши аккуратно поднимает ее, придерживая за спину, смахивает с лица крупинки, которые можно смахнуть. По песчаной насыпи несется Тсуна, ломая ноги, хлопая полами пиджака на ветру, и спокойно, отстраненно и незаинтересованно спускается Хибари. Такеши прижимает девушку к себе: -Нона… Та кашляет в ответ, легко улыбается и утыкается носом ему в плечо. «Звук имени – это как раз то, что я хочу услышать, чтобы поверить, что я жива. Что я не чаинка, а человек. Важный для кого-то. Любимый кем-то. Спасенный из этого ада. Спасенный и живой. Звук моего имени…» Моро сжимает его спину так крепко, насколько хватает сил в ослабших руках и чувствует, как горячие слезы оставляют дорожки на холодной коже лица. Где-то в пальце левой руки дрожит и дергается от перенапряжения мышца. Из разбитой скулы сочится кровь. Неприятно щиплет в ране немного выше виска, прямо у линии волос. Следующие объятия – с братом. Как только он падает на колени рядом, Такеши понимающе улыбается и передает Нону ему. Та просто плачет, закрыв глаза. Плачет и улыбается. Пытается что-то сказать, но издает только шипение и свист. -Что-что? -Говорю: тональник закончился… Как теперь в школу переться с таким лицом? - произносит с трудом, но с обычной интонацией. Старший Савада смеется: -Это единственная твоя проблема сейчас? Хаято сообщает, что доктора вот-вот будут. Такеши оборачивается на подошедшего Хибари. Тот окидывает взглядом происходящее, хмыкает. Пару секунд так стоит, затем делает шаг в сторону Моро и слегка протягивает руку, будто хочет схватить её за волосы: -Эй, травоядное! – с какими-то нотками удовольствия в голосе. Девушка не реагирует: то ли не слышит, то ли не хочет. Дотянуться он не успевает – за руку кто-то крепко хватает. Хибари на секунду сильно косит взгляд и видит, как в глазах собеседника отражается бушующее, дикое, неистовое море. Хмыкает, когда хранитель дождя выворачивает его кисть до хруста. Немного отступает назад, чтобы глянуть глаза в глаза. Такеши беззаботно улыбается, делает шаг ближе и шипит на ухо неожиданно отчетливо и чеканно: -Травоядное здесь только ты.
Ну, предупредили! Теперь вперед.
1162 слова.
читать дальше