Тсуна. Встречаться во сне со своими альтер-версиями. Тсуна_жестокий_убийца, Тсуна_калека который ездит на коляске и его жизнь держится на антибиотиках, Тсуна-умник и другие которых придумает автор. NH!
- Десятый, но так же нельзя! – Гокудера взмахнул руками для пущей выразительности, чуть не заехав идущему рядом Ямамото в нос. – Уже тот факт, что он видел сам себя и уцелел, говорит о том, что этот парень полный псих. Я читал об этом в одном журнале – встретив полную свою копию, человек пытается убить ее, убрать с глаз как можно быстрее! - Ага, я видел фильм, где мужик убивает своего клона, - добавил Ямамото, наморщив лоб, - Правда, там он не был сумасшедшим. И клон тоже. - Потому-то и убил, кретин! – Гокудера раздраженно поправил сползающий ремень сумки, - А этот не только не убил, но еще и побратался со своими клонами. Он точно тронутый, Десятый. У любого нормального человека голова взорвется от такого избытка информации. - Что, прямо-таки взорвется? – Ямамото не выглядел испуганным, скорее, заинтригованным. Тсуна поежился и улыбнулся тоже, отводя глаза. Гокудера приоткрыл рот, наверняка, чтобы выдать оскорбительную формулу прямой пропорциональности интеллекта к радиусу взрыва головы, - и не успел. - Гокудера-кун, но они же не клоны. Каждая версия Бьякурана – она другая. Другой человек, с другой работой и историей жизни… - Каждая из которых неизбежно привела бы к одному и тому же исходу, - подал голос Реборн, опасно покачивающийся на плече Такеши, но падать не собирающийся. – Кроме этого мира, разумеется, - добавил он, как будто кто-то из мальчишек мог успеть забыть. - И в этом мире он уже другой, - пробормотал Тсуна, - и сражается на нашей стороне. Гокудера фыркнул: - Все равно за ним глаз да глаз нужен, Десятый. Как за Ламбо, если не хуже. - Куда уж хуже, - вздохнул Реборн. Они подошли к перекрестку, где мальчишки обычно разбредалась каждый в свою сторону. Гокудера поморщился, а Ямамото усмехнулся, когда до них донеслись детские вопли и заливистый хохот с той улицы, где жил Тсуна. Реборн перескочил с плеча Ямамото на его, как ручная обезьянка. Очень хмурая обезьянка с недетским, тяжелым взглядом. - Что такое, Тсуна? – спросил он, как только они остались одни. Узкая улочка и глухой забор с обеих сторон, казалось, отрезали их от всего мира. Здесь было необъяснимо тише, как будто Тсуна нырнул в пруд, свернув с загородной автострады. Даже уши заложило. – Ты полностью доверяешь Бьякурану теперь, к чему этот глупый разговор о двойниках? - Не о двойниках, Реборн, - Тсуна пошел медленней, ведя пальцем по глухому забору справа от себя. До дома, где орали, плакали, смеялись, гремели посудой и стояли на ушах, оставалось каких-то двадцать метров. Важно было сказать, пока они еще здесь, пока тихо, пока… - Не мямли, - буркнул репетитор и мотнул короткой ножкой. Каблуки крошечных ботинок - пародия на взрослую обувь, - впивались в плечо неизменно больно. Тсуна прикрыл глаза: - В том-то все и дело, что они все неповторимы. Каждая из его судеб отличается от другой. Шоичи же говорил… - Ты думаешь не о том, о чем следует думать сейчас, - оборвал его Реборн, поглаживая пальцем краешек шляпы. – Теперь нас интересует одна, конкретная судьба. Здесь и сейчас. - Да, но… Неужели и правда можно не сойти с ума, видев себя самого в другом мире? И там, в этом мире, я тоже другой. Я мог вообще тебя не встретить! - Бесполезно искать способ откосить от своих здешних обязанностей в другом мире, никчемный Тсуна, - Реборн спрыгнул с плеча и направился к дому. Савада покачнулся – в ногу на полном ходу влетел ревущий сопливый комок, роняя на газон горсть конфет в блестящих обертках. Тсуна рассеянно погладил Ламбо по курчавой голове и оглянулся на пустой переулок. В ушах почему-то задержалась вязкая, как вата, глухая тишина. Какая, по большому счету, разница, где мне свихнуться? – подумал он, нагибаясь и собирая рассыпавшиеся виноградные леденцы. Присел на траву, потер глаза – спать хотелось страшно, выспаться не светило еще долго. Он сердился на глупое тело, которое отчаянно нуждалось в отдыхе, и на совсем безмозглую голову, которая не хотела отключаться с некоторых пор, назойливо перебирая навязчивые и пугающие идеи - каждый вечер. Тсуна ложился в постель, смотрел в потолок, чувствуя, как внутри черепа с грохотом ворочаются, разбиваясь, мутные волны. Бьякуран вернулся, когда стал очень нужен в битве Аркобалено. Бьякуран был жив и здоров – насколько вообще может быть здоров человек, который сигает в параллельные вселенные, как в магазин за хлебом. Савада же не мог похвастаться подобным спокойствием, даже сидя в родном надежном Намимори почти безвылазно. Он вздохнул, наблюдая, как сидящий на траве Ламбо оперативно избавляет леденец от обертки. На носу была битва Представителей. Чтобы отдыхать, достаточно было попросту уставать – это уже третий год оставалось единственным все еще работающим правилом в его перевернутой с ног на голову жизни. До недавних пор.
- Опять!? Это же сон. Просто сон. Никто никого не убьет. Меня нет здесь, потому он… ты… я ничего мне… себе не… - Потише, - посоветовал ему Савада Тсунаеши и поморщился. – Ты слишком громкий для галлюцинации. Даже для моей. Особенно для моей. - Т-ты первый, кто отвечает мне, - Тсуна присел на край кровати, неловко погладил дрожащими пальцами тонкое шерстяное одеяло, избегая встречаться взглядом с лежащим на ней больным. – Так что ты тоже из всех самый болтливый. - Из всех? Ты сказал «из всех»? – Парень в пижаме мнет одеяло, глядя прямо перед собой. Тсуна украдкой ищет в его глазах блеск Пламени. На всякий случай. И быстро смотрит в сторону, как только другой поднимает голову. – Только не говори мне, что я тут не зря торчу. Савада медленно обвел взглядом палату. Белые стены. Обычное окно, не под потолком. Нет решеток. И нет ничего металлического – только обтекаемый белый пластик. - Эт-то… - Ну да. А ты думал, что? Травматология? - Ну, вдруг у тебя тоже есть Хибари-сан, - буркнул Тсуна, чувствуя, что бледнеет. По загривку неприятно гладило холодком. Он решил смотреть на руки собеседника, чтобы не смотреть на лицо, и понял, что это, оказывается, интересно. Белые, ухоженные, нежные. Без ожогов. Без мозолей. Как будто отлитые из того же пластика, что и мебель в палате. - Вообще-то, есть, - согласился другой Савада. – Был. В школе. Я его уже года два не видел. - Что с ним? – Хибари Кея не горел в огне и не тонул в воде ни в каком из миров. А уж во сне тем более. Но все же. - Волнуешься за него? Камикадзе, - усмехнулся второй. – С ним все в порядке. Нелады тут только со мной. - Ты тоже сказал «тут», - удивился Савада. – Что ты знаешь? - Я слишком много знаю, как любят говорить в фильмах, - ответил лежащий. – Я разговариваю сам с собой, как видишь, - он засмеялся. Тсуна никогда не замечал за собой этой хрипотцы в голосе. Может, здесь он старше? Голос ломается? Или это он так со стороны звучит? Устало и горько. – Я твердо уверен, что ты мне не мерещишься. Вот в чем моя беда, Савада Тсунаеши. - А я вот сплю, и ты определенно мой сон - прошептал Тсуна, оглядываясь на широкое молочно-белое окно. Без замков. В простой белой раме. Наверняка его нельзя было разбить, даже если швырнуть в него кроватью, не то что кинуться всем телом в попытке покончить с собой. Отчего-то он не сомневался, что больной пробовал, и не раз. - Счастливый, - пробормотал другой Савада. – Турист, блядь. - Скажи, - он сглотнул, услышав ругательство, и порадовался, что удалось не вздрогнуть от жутковатого ощущения, что Гокудера у них с этим Тсуной один на двоих, - ты видишь меня впервые, или есть еще другие, и я не один и тот же каждый раз? - Нет, это ты мне скажи… - их глаза встретились, и на секунду оба задумались, кто из них лежит на кровати в клинике для душевнобольных, а кто потерялся в чужой жизни, застряв в ней проездом. - Да? – Внезапно хочется, чтобы в палату вошел хоть кто-нибудь. Потому что сейчас очень важно знать, видит ли его кто-то, кроме этого рыжего подростка с тусклой и злой улыбкой. - Есть ли среди всех этих миров хоть один, где моя мама может спать по ночам спокойно?
Тсуна открыл глаза, и рвано выдохнул, когда по ним прицельно хлестнула полоска света из коридора. За неплотно прикрытой дверью по полу стелились легкие шаги, на грани слышимости. Он закусил угол подушки. Шумная и суетливая днем, Савада Нана никогда не скрипела половицами ночью. А он и не замечал, пока эта его безумная копия не заговорила о матери. Он перевернулся на спину и неудобно скрестил руки на груди. До рассвета оставалось два часа, и Тсуна по-настоящему боялся отдать и их одной из своих параллелей.
читать дальшеУлучив момент, когда Базиль опустил взгляд на папку с документами в руках, Тсуна тут же сонно потер кулаками глаза. Отчего-то он постеснялся сделать это в открытую. В конце концов, это именно он торчит в особняке безвылазно уже полгода, просыпаясь в мягкой постели и засыпая едва ли не раньше всех обитателей. А Базиль только что вернулся утренним рейсом из Австралии, и вряд ли хоть немного спал в самолете. Скорее всего, изучал документы или уже штудировал новое дело. Тсуна скользнул взглядом по его идеально повязанному галстуку и машинально поправил собственные растрепанные со сна волосы. - Вы в порядке, Двенадцатый? – Базиль смотрит с участием и беспокойством, и Тсуна поспешно отдергивает руку и улыбается своему заместителю: - Конечно, Базиль. Просто… Тот ждал, вежливо наклонив голову, хлопая удивительно чистыми голубыми глазищами. Красивый. Вышколенный, идеальный. Отцовский любимчик. Тсуна широко улыбнулся и присел на край стола. - Я подумал, тебе стоит отдохнуть, Базиль, ты и так хорошо поработал. Оставь документы, наверное, там нет ничего такого, что я не смог бы прочесть на итальянском сам. Он улыбался, глядя, как медленно перестает улыбаться Базиль. Склонил голову к плечу и медленно протянул руку за папкой. - Ну же. На крайний случай, есть библиотека. А там целая полка со словарями, специально для никчемного Двенадцатого. Да и стыдно мне уже не знать языка моих предков, м? - Двенадцатый, я… - Ты мировой парень, Базиль, правда, - Тсуна продолжает улыбаться и смотрит, смотрит, жадно разглядывает безупречный костюм. Аккуратный чемодан. Крошечную каплю приемника в ухе. Переводит взгляд на белое, как бумага, лицо. – Я понимаю Емицу. Никогда не удивлялся, что папочка в тебе нашел. Я бы тоже поискал, будь я немножко старше. - Спасибо, босс, - Базиль, вспыхнув и поджав губы, произносит это по-итальянски, отводя взгляд и глядя на вытертый ковер под ногами. Заставляя Тсуну улыбнуться совсем уж ласково и тепло. - Пошел вон. Тсуна проводил его взглядом и деревянно повернулся к высокому напольному зеркалу в нише у окна. Он не любил смотреться в него и искренне не понимал, зачем Занзас, занимавший этот кабинет в свое время, поставил зеркало рядом с рабочим местом, и почему отец не избавился от ненужного барахла позже. Пока не нашел потайной бар, встроенный в стену за ним. Он вздохнул и поморщился, с неприязнью рассматривая свое отражение. Улыбка не сходила с лица, и ему вдруг захотелось провести по коже пальцами, сдирая оскал ногтями. Не получится, он знал. Въелось, прилипло, приплавилось. Отражение смотрело устало, хотя день только начинался. Почему бы не разбить зеркало? - Тогда ты останешься совсем один, - прошелестел Тсуна из отражения. Он выглядел младше, впервые за долгое время ровно на свои пятнадцать лет, ни днем старше. Моргнул обиженно. Как будто еще мог удивляться. Двенадцатый чуть не засмеялся в голос. Он разучился удивляться примерно в то же время, когда отец забрал его в Италию, десять с лишним лет назад. Когда он видел мать в последний раз. Пацан в зеркале же, казалось, только что спорил с мамашей на кухне, отказываясь есть кашу. Савада с облегчением понял, что больше не улыбается. Он серьезно ответил, решив, что после просто сотрет записи с камер системы безопасности в кабинете: - Как будто я и без этого не один. - Тогда разбей, - посоветовал Савада из зеркала, глядя плаксиво и влажно. – Не хочу видеть себя таким. - Таким? Не ты ли скурвливался со мной вместе? – Он пошелестел оставленными бумагами, чтобы дать себе передышку и не смотреть в стекло. Не слишком приятно, когда тебе хамит твоя бледная тень. - Не я. Я впервые тебя вижу. Я не ты! Бьякуран должен был рассказать тебе… - Джессо? – Савада хихикнул. – Все, что он мне был должен, он уже выплатил. Даже с процентами. Ты так ведешь себя, как будто вчера родился. Нашел время раскаиваться в грехах. Отражение почему-то не разделяло его веселья. - Почему тебя зовут Двенадцатым? - Я что, сплю? – Савада поднял бровь, подозрительно покосившись в зеркало. Слишком много странностей для простого недосыпа. - Нет, не спишь. Не ты, по крайней мере, - отозвался мальчишка из зеркала и зачем-то растерянно подергал себя за волосы. - А, - кивнул Савада, как будто это все объясняло. – А чем мне не нравится быть Двенадцатым? - Значит, здесь были еще двое до тебя, - отражение смешно наморщило лоб, и что-то нехорошо шевельнулось внутри у Тсуны. Как будто он внезапно увидел кого-то из знакомых, убитых им пару лет назад, живым и здоровым. - Да, - он мягко улыбнулся, - были. Был Занзас, рыпнувшийся на Девятого, когда тот начал ржаветь. У Занзаса все было бы хорошо, если бы он не решил для гарантии убрать других претендентов. За это Емицу сделал его правление очень коротким. Но эффектным, должен признать. - Папа? – выдохнул Савада в зеркале. - Папа, - подтвердил Тсуна. – Мой драгоценный папочка. Я из-за него теперь разговариваю сам с собой, да? Я заслужил, наверное. - Он был Одиннадцатым… - Он с вежливым интересом наблюдал, как мальчишка тяжело приваливается к раме зеркала, сползает на отражающийся по ту сторону пол. В рыжих глазах мечется неподдельный ужас. – Мама знает? - Мама? – Он вздрогнул и развернулся всем телом, подошел к зеркалу вплотную, чуть не столкнувшись носом с собой же, наконец, вернул отражению точно такой же растерянно-детский взгляд. – Почему я вспомнил о ней сегодня? Почему сегодня? - Вспомнил? – отражение вытаращилось беззащитно и обескураженно. – Где она?.. Двенадцатый Вонгола понял, что лупит кулаками опустевшую раму зеркала, только тогда, когда один из торчащих осколков рассек запястье. Пол кабинета был усыпан амальгамной пылью, а на деревянной подложке темнели подпалины от Пламени.
- Не спи, Савада! – В ухе зазвенело от вопля Рехэя, и Тсуна подпрыгнул, рассеянно огляделся по сторонам. Ямамото засмеялся, блаженно откидывая голову на спинку скамейки. Вопреки обыкновению, сегодня они проводили перемену не на крыше. Тсуна поискал взглядом Гокудеру и увидел неподалеку торчащие из кустов ногу и край футболки. Ямамото перехватил его взгляд и пояснил: - Ури играет в прятки. В паре метров от них на траве под деревом сидела Хром, обняв руками колени – не далеко и не близко, как раз так, как нужно. Теперь, став ненужной своему хозяину, она всегда ходила за ними, умудряясь при этом не докучать. Хотя кому, как не ей, уметь быть незаметной? Тсуна зевнул, и Хром обеспокоенно глянула на него. Ямамото улыбнулся уголком рта: - Тебе бы поспать, Тсуна. Ты в последнее время прямо на ходу залипаешь. «Потому что в моих снах ты не умеешь так улыбаться,» - чуть не ляпнул Тсуна. Вместо этого он смущенно засмеялся: - Ну, следующий урок – алгебра. Может, я смогу прикорнуть, как это делаешь ты, если сяду поближе к хвосту?
- Это же он… - выдохнул Шоичи задушенно, так, чтобы его услышал только застывший рядом Савада. – Он в параллели с нами, но почти в хвосте списка успеваемости. Ямамото Такеши, кажется. - Эй, я вас слышу, - если Ямамото и возмутился, то лишь для проформы. Он весело дернул уголком рта и оглянулся на своих товарищей: - Ребята, а вы слышали? Да я популярен. Парни с готовностью заржали, и Тсуна нервно оглянулся на пустой коридор за спиной. После последнего урока на пятом этаже уже никого не было. Им с Шоичи не повезло задержаться возле учительской. Савада следил за происходящим из пустого класса дальше по коридору. Он не мог показаться даже себе, потому что в этом сне у него были свидетели. Хотя, возможно, морок был бы неплохим способом спугнуть школьных хулиганов, не подравшись. Но он не был уверен, что имеет право помогать кому-то здесь. Он с растущим любопытством рассматривал самого себя, наконец, узнавая – зашуганный, никчемный, мало чем отличающийся от него в школе… водящий дружбу с маленьким гением Ириэ. Стоящий напротив Ямамото тоже выглядел бы очень родным. Если бы за его спиной не маячили, похрустывая костяшками, ухмыляющиеся одноклассники. - Дайте нам пройти, пожалуйста, - тихо пробормотал Тсуна рядом с Ириэ, не рассчитывая на эффект. Он жалок настолько, что Саваде хочется позвать на помощь. Ямамото улыбнулся, и это жутко, странно сочеталось с нахмуренными бровями: - По-моему, кроме тебя тут никто не обольщается. Сам посуди – два ботаника, пустой коридор, толпа хулиганов. Вы же у нас умные, несложно догадаться, что будет дальше. - Дисциплинарный Комитет? – неуверенно предположил Шоичи. Савада, прячущийся в классе, зажал себе рот ладонью, подавив рвущийся наружу истерический смешок. И правда, Хибари Кея прекрасно устроился в любом из возможных миров. - Он прав, - сказал кто-то из свиты Ямамото, - Хибари должен быть еще в школе. - Хибари не может поспевать везде и всюду, - отозвался Ямамото, качнув головой. – Прямо сейчас он разбирается с курильщиками на крыше. - У вас будут проблемы, - голос Тсуны дрожит и срывается. Из класса можно разглядеть, как он судорожно вцепился в рукав Шоичи. Тот побледнел и выдавил: - Ямамото-кун. Это глупо. Тсунаеши не виноват в том, что ты сломал руку! Сон, - напомнил себе Савада, закрывая глаза. - Я не могу ничего сделать. Тсуна за стеной в коридоре сдавленно, смято вскрикнул, как будто ему резко зажали рот ладонью. Глухо стукнула о пол упавшая сумка, хрипло выдохнул Шоичи. Это вовсе не обязательно ты. Это просто сны. Навязчивая идея, появившаяся из-за всей этой истории с параллельными мирами. Ты существуешь только в одном экземпляре, ты живешь в Намимори. У тебя есть семья и Семья. Ты никчемный Тсуна. Здесь и сейчас, как говорит Реборн. Тсуна жмурился и закрывал уши ладонями. В кончиках пальцев плескалось и кололось Пламя. В коридоре раздавались тупые звуки ударов. Никто больше не кричал.
дальше- Ты какой-то бледный, Цу-кун, - мама жизнерадостно поставила перед ним упакованное бенто. Тсуна потеребил узелок и вымученно улыбнулся в ответ. - Поздно лег? - Ну, да, наверное, - Тсуна поднял глаза. Через стол смотрел Реборн, сосредоточенно и внимательно. Как будто это вовсе не его Бьянки только что кормила с ложки овсянкой. - Не вздумай дрыхнуть на уроках, никчемный Тсуна, - произнес Реборн в своей обычной манере, и Савада понял, что рад слышать это. Как констатацию того, что он – это он, здесь, сейчас. Всегда. Он тихонько радостно выдохнул и одним глотком допил свой чай. За окном уже маячила светлая макушка Гокудеры, на ней плясало утреннее солнце, просачиваясь между домов.
- Мой брат в тюрьме, - Бьянки говорила тихо и спокойно. В голосе не слышалось ни ноты мутного бешенства. Обернувшись и выглянув в окошко темной палаты, Тсуна увидел, что она сидит на кушетке в коридоре, сложив руки на коленях и рассматривая аккуратно накрашенные ногти. Пальцы не дрожали. Реборн сидел рядом, и его ноги не доставали до пола. Их голоса доносились через перегородку чуть приглушенно. - Он сам виноват, - отозвался Реборн, поправляя шляпу, когда мимо них прошел человек в белом халате. Тсуна присел на всякий случай, чтобы его не увидели. Оказавшись здесь, он уже не удивился, как будто из всех чувств остался только нездоровый интерес – найти хоть один мир, где он не связан с Вонголой. Или хотя бы не несчастлив. - Ему всего четырнадцать, - Бьянки поджала губы. – Я не видела его пять лет. А когда наконец увидела, его утащили Виндиче. - Да, - согласился Реборн, - ему не хватает воспитания. Но я не поверю тебе, милая Бьянки. Ты приехала сюда вовсе не за тем, чтобы увидеть пропавшего младшего брата, так? - Что ты ему наговорил? – Бьянки как будто не слышала его. – И кто теперь виноват в том, что глупый ребенок сидит в тюрьме, – ты или твой бесполезный протеже? - Я умею нести ответственность за свои промахи, Бьянки. Ты прекрасно это знаешь, - Аркобалено наклонил голову еще ниже, и теперь Тсуна, осторожно высунувшийся из-за перегородки палаты, видел только фетровую тулью шляпы с рыжей лентой. – И могу устроить нам с тобой… встречу, когда и где попросишь. - Какой в этом смысл, если Хаято уже отдувается за тебя? – Тсуна почувствовал подкатывающую к горлу тошноту. Он медленно, со скрипом соображая, повернулся и снова посмотрел на единственную занятую кровать в палате. Опутанный проводами, лежащий на ней человек был без сознания – и без лица. Черная растрескавшаяся корка одного сплошного ожога сочилась чем-то розовым. Тсуна поспешно перевел взгляд на рыжую копну волос на подушке – опаленную и потемневшую. За тонкой стенкой Реборн произнес совсем тихо, едва слышно сквозь попискивание аппаратуры: - Глупо было с его стороны поверить, что он сможет стать Десятым боссом, если уберет Тсуну. Я вызвал его в Японию совсем не за этим.
Если верить в кошмары, можно съехать с катушек, - думает Тсуна, стоя на крыше, потягивая из пакета противно нагревшийся на солнце яблочный сок. Далеко внизу по школьному двору мелькают белые летние рубашки и гольфы, ярко светясь в траве. Надо просто представить, что я смотрю сериал. Плохо снятый и поставленный, с не очень хорошим актером в главной роли. Это будет просто, таких полно по телевизору. Гокудера рядом лениво курил, положив голову на перила. Тсуна поймал себя на мысли, что ему хочется смеяться и ловить пальцами отвратительно вонючий, упоительно горький дым. Он украдкой потянул носом и чуть не подавился, широко глотая воздух. Гокудера покосился, смутился и поспешно, виновато втер бычок в перила. Живой и свободный. - Десятый, тебе плохо? Может, отпросимся с последнего урока? - Нет, Гокудера-кун. Мне хорошо. Мне замечательно! – Он улыбнулся до ушей, разглядывая уже откровенно обеспокоенное лицо.
Он огляделся по сторонам – автобус мерно покачивало на дороге, за окнами расползалась липкая темнота. Он не знал, куда идет автобус, снаружи виделась только загородная трасса с бегущими рыжими фонарями. В ярко освещенном салоне никого не было, и Тсуна уже обрадовался было – и тут же увидел отраженную в темном стекле до боли знакомую лохматую макушку. Савада чуть не застонал в голос, сползая пониже на сиденье, и пожалел, что в сон нельзя взять наушники. Зато всегда можно проснуться. Он уставился в окно – в соседнем ряду другой Тсуна был не один. С ним была какая-то девчонка – незнакомая, и Савада несмело подумал о том, что, может быть, он попал в мир, где… - Норико-тян, ничего в этом нет веселого, - услышал он свой собственный голос со странной хрипотцой. Этот Тсуна курил? Сощурившись, он увидел в стекле, что на парне незнакомая школьная форма. Девушка встряхнула волосами и засмеялась: - Глупости. Моя мама врач, она знает такие вещи. Я думаю, это… ну, переходный возраст, Цу-кун. Тсуна дернулся и глубже вжался в свое сиденье, стиснул подлокотник с облезшей краской. Тот, другой, помявшись, произнес: - Нет, я… ты не понимаешь. Как будто в меня на время вселяется кто-то другой. Непохожий на меня, но и похожий одновременно. Я становлюсь сердитым. А иногда наоборот очень спокойным. И во всем теле горячо-горячо. Тсуна видел даже в мутном отражении, как покраснела бедная Норико-тян. Она отвернулась и прикрыла рот ладошкой: - Эй. Нельзя говорить девушкам такие вещи. Мы с тобой… - Да причем тут мы с тобой? – другой Савада поразительно знакомым жестом вцепился в волосы, отчаянно потянул. Тсуна запретил себе смотреть на парочку, фокусируясь на оранжевых фонарях за бортом автобуса. – Я даже делаю в таком состоянии вещи, которые никогда бы не смог! Не решился бы или просто не захотел, понимаешь? Девочка надула капризные губы и ненадолго замолчала, косясь из-под пушистых ресниц, но потом все же поддалась любопытству: - Например? – Тсуна зажмурился. Дура Норико то ли не увидела, то ли не захотела увидеть, как в глазах ее спутника полыхнули странные отблески. При желании любую необъяснимую ерунду можно было принять за игру света, списать на недосып или на еще какую тривиальность - Тсуна сто раз читал подобное в манге и в детективных романах. Но он слишком хорошо понимал, что происходило сейчас, и ему захотелось втянуть голову в плечи. - Например, вот это, - Савада схватил девушку за плечи, стискивая дрожащие пальцы так, что Норико вскрикнула от боли и неожиданности, и вжался губами в испуганно раскрытые губы. Тсуна шумно сглотнул, разрываясь между желанием немедленно проснуться – и не просыпаться совсем. Норико вырывалась, постанывала, жмурилась – Тсуна видел в стекле, как из-под опущенных ресниц ползут прозрачные блестящие дорожки. Другой Савада не закрывал глаз, уставившись перед собой невидящим взглядом, налившимся рыжим мерцанием, сжимал девчонку так, как будто хотел раздавить. Тсуна задумался, о чем мог сожалеть перед смертью такой, как он. И как давно он умел обращаться с Пламенем… таким образом. Или наоборот, не умел. Он закрыл глаза, стараясь не прислушиваться к тому, что происходило за спиной, и ждал ближайшей остановки – может, кто-то зайдет в салон и прекратит все это, - сжимал кулаки, втыкая ногти в ладони. Норико закричала, наконец, вырвавшись, - и он закричал тоже, рывком садясь в кровати. В спальне было розово и тепло от рассвета, пробравшегося через занавески. Тсуна обернулся – гамак Реборна был пуст. Он застонал и прижал ладони к лицу, согнувшись пополам – в животе тяжело и больно тянуло напряжением, кожа горела так, как будто он только что вылез из ванны, или подхватил простуду. Тсуна упал обратно на подушки, пообещав себе, что поймает Бьякурана на встрече трех семей и вытрясет из него все, что только может, чтобы прекратить эти идиотские сны. Если был способ навещать самого себя, значит, можно было и сделать так, чтобы другие миры не открывались. Пусть туда мотается кто-нибудь другой. Ему теперь как никогда была мила и дорога собственная никчемность. Тсуна встретился с Бьякураном спустя пару дней - лишь затем, чтобы увидеть, как тот, подстреленный, летит вниз, оставляя за собой в темнеющем небе шлейф из капелек крови и белоснежных перьев.
окончаниеС кончика кисти сорвалась тяжелая жирная капля и осталась на полу оранжевой кляксой. Тсуна равнодушно проводил ее взглядом и снова вернулся к холсту. Ему слишком нравилось происходящее. Он и понятия не имел, что такое возможно, и теперь почти ревниво следил за тем, как на натянутой ткани медленно проступают очертания, грубые и ломанные, - облаков. Парень, сидящий на низком табурете, был худее и бледнее, чем он сам, волосы были немного длиннее, чем его. Тсуна никогда не замечал за собой таких странных, сонно-плавных движений рук. Такие длинные и костлявые пальцы были скорее у Гокудеры. Тсуна совсем слегка удивился тому, что художник не замечает его – просто невозможно не чувствовать себя неуютно, когда на тебя так пялятся. Но тот не чувствовал. Пару раз дернул плечом, и только. Даже не посмотрел в ответ, только поправил наушники, оставив в волосах лиловый мазок. И едва заметно кивнул, когда Тсуна подсел поближе, добыв в студии стул. Никто не спросил, что он тут забыл, и почему он, собственно, выглядит как почти точная копия щуплого пацана, рисующего в самом дальнем углу. Парень потер нос, пачкая его в краске, и хлестко мазнул кистью, обводя нижнюю кромку облака лимонным, обозначая последний закатный луч. Встал, отошел на пару шагов – Тсуна со странным облегчением понял, что одного с ним роста. Художник кивнул, еще раз посмотрев на свое небо, и ссутулился, продевая руку в ремень сумки. Он не вынул наушников из ушей, и не попрощался ни с кем – никто не попрощался с ним. Он не спросил, почему Тсуна идет следом, и ни разу не оглянулся. Савада задумался, видит ли тот его вообще. Он вышел следом за самим собой из ярко освещенного вестибюля в прохладный вечер – вокруг снова был Намимори, район недалеко от нового торгового центра. Правда, Тсуна не помнил, была ли там когда-нибудь школа искусств. Но это ведь был не совсем его Намимори. Он смотрел в спину с оттопыренными острыми лопатками и думал, что в этом мире он мог бы жить. Без Реборна. Без Вонголы. Без… Он понял, что Савада сворачивает в сторону его дома. Ну и пусть, - решил Тсуна. То, что я здешний живу там же, еще ни о чем не говорит. Зато, может быть, ему живется с мамой и папой спокойно. Без ребят, конечно, - Савада сглотнул, поднимая голову. Наверное, у другого Тсуны и друзья были другие. И, если они и играли в мафию, то действительно лишь играли. Когда мальчишки свернули в переулок, и в конце показались знакомые обоим окна, Тсуна вспомнил о словах Шоичи: «Из всех миров только в этом есть вероятность победить Бьякурана». Значит, и в этой реальности Вонгола есть. Но почему-то идущий рядом с ним парень казался далеким от судьбы босса настолько, насколько он сам был далек от жизни нормальной и спокойной. «Есть ли среди всех этих миров хоть один, где моя мама может спать по ночам спокойно?» Другой Тсуна остановился, уставившись куда-то вниз, под ноги. Савада удивленно взглянул на него, потом туда, куда смотрел художник. Сердце дернулось пару раз и ухнуло куда-то в живот. Нет. Пожалуйста, не трогай и этот мир тоже. В квадрате света, падающего из распахнутой настежь входной двери, стоял ребенок лет пяти и целился в них из пистолета.
Прости, автор, я был пьян и писал со своего покетбука на коленке. А если по нормальному, то :ЭТО ГЕНИАЛЬНО, БЛЯ!!! Серьёзно, очень круто, только птичку Цуну жалко
orange-yellow, хооо, да вы наш человек! *_* Серьёзно, очень круто, только птичку Цуну жалко Ха, на то и расчет. Тсуна обречен во всех плоскостях, бедный вечный студент а.
это потрясающе, все Цуны такие интересные и настоящие, в них очень даже верится, что так могло получится при определенных обстоятельствах, и, да, их всех ужасно жалко спасибо за прекрасное исполнение, автор, надеюсь, вы откроетесь, хочется знать вас в аватарку
Lakuna, хоооо, какая приятность такое читать! Я, кажется, начинаю всерьез и плотно сидеть на нелюбимом Тунце. Я чертовски рада, что они нравятся вам! Спасибо вам за такой теплый отзыв!
Коралловый риф, засаженный коноплей и маргаритками.
Синий Мцыри, сто лет не читал ничего на фестах и вообще давно не вылезал из своего уютненького подфандома, а тут случайно зашел и прилип прямо. Очень здорово вышло, и все время атмосфера такая безнадежная, как будто весь фик на фоне играет одна нота, нигде не отпуская. Здорово, прочитал до конца и с удовольствием что для меня редкость.
Лютый ООС, мат, dark!Тсуны, ангст. AU.
Радиус взрыва. 4828 слов
А если по нормальному, то :ЭТО ГЕНИАЛЬНО, БЛЯ!!! Серьёзно, очень круто, только
птичкуЦуну жалкоСерьёзно, очень круто, только птичку Цуну жалко
Ха, на то и расчет. Тсуна обречен во всех плоскостях, бедный вечный студент
а.
О, какая аватарка!
спасибо за прекрасное исполнение, автор, надеюсь, вы откроетесь, хочется знать вас в аватарку
Я, кажется, начинаю всерьез и плотно сидеть на нелюбимом Тунце.
Я чертовски рада, что они нравятся вам!
Спасибо вам за такой теплый отзыв!
таки а.
О, какая аватарка!
самой нравится
orange-yellow,
А Реборн в каждой
параллелибочке затычка.з.
А Реборн... работа у него такая)
что для меня редкость.Вы меня безумно порадовали прочтением и таким отзывом, спасибо за прочувствование!