После похорон прошло 4 дня. Больно... О мадонна, как же больно... Как страшно жить без тебя. Я не смог. Прости десятый, я не успел... Наверное этим я убил тебя. Если бы... Пресвятая Дева! Почему он?!! Крик срывается в пустоту коридоров, отражаясь от бесцветных стен, прокатывается волной во тьму, и возвращается издевательской насмешкой эха. Черт бы всё побрал, ну почему?!! Почему он ничего не сказал? Почему я ничего не понял? Не почувствовал? Серая хмарь на улице давит безысходностью. Здесь всегда в ноябре небо затянуто тяжёлыми низкими тучами, и вечный моросящий дождь не прекращается ни на минуту. С того дня, как я нашел тебя среди тел... Бойня. Там была бойня. Кровь была даже на высоком сводчатом потолке этого проклятого собора... Почему ты пошёл один? Я никогда этого не приму. Прости меня Десятый, наверное я не смогу с этим жить... Динамит. И зажигалка... Яркий всполох свта и пламени. Мне не больно... ...
Лежу в каше из собственной крови и грязи. Осталось не много... Шаги... Кажется это Мукуро. Подходит. Молчит... С трудом разлепляю обожженные губы и хриплю: - Пожалуйста... Я хочу увидеть его снова... В ответ ни слова. Но... Передо мной склоняется Десятый. Живой... Из последних сил шепчу: -Прости...
Случайно затесались остальные Хранители. ООС Мукуро и возможно ОСС Гокудеры.
1164 словаУ смерти свой вкус. Вкус крови, страха, ужаса, боли, слез. У смерти запах сырой земли. У смерти только два звука – крик отчаяния и тишина. Но каждая смерть уникальна и неповторима. Красивый черный гроб, отделанный бархатом. Золотая эмблема Вонголы на крышке, сверху над ней такая же римская цифра десять. Внутри – белые лилии. Среди них – Савада Тсунаеши. Сегодня его похороны. Хранители молчат. Им нечего сказать, да и слова сейчас не имеют никакого смысла. Какой от них толк, если нельзя ничего изменить? Если нельзя повернуть время вспять? Каждый в какой-то степени чувствует свою вину перед тем, кто сейчас уже мертв – не доглядел, не успел защитить, не сумел предотвратить. Хибари не произносит ни слова. Просто молча за всем наблюдает. На нем извечная холодная маска, в глазах лед. Но даже он чувствует тот неприятный комок, что засел в груди. Пусть уже поздно, но он признает силу Савады – не каждый способен вести за собой столько людей. А терять такого сильного противника всегда немного грустно, ведь достойных остается все меньше и меньше. Он просто молчит, лишь своим присутствием отдавая дань уважения этому великому человеку. А после, так не сказав и слова, уходит. Ламбо тоже молчит. Он уже не ребенок, но слезы все равно собираются в уголках глаз. Он многим обязан этому человеку, ведь Тсуна заботился о нем столько лет, сносил все шалости и никогда всерьез не ругался, все прощая. Ламбо знает какой Тсуна был добрый, как он не хотел войны с Мильфиоре до самого конца… Но в итоге не смог ее предотвратить. Ламбо жалеет, что недостаточно силен, чтобы быть в состоянии кого-то защитить, он жалеет, что не остановил. Ламбо незаметно исчезает с похорон и уже в одиночестве оплакивает невовремя погибшего Вонголу. Даже Рехей непривычно тих и серьезен. Ему еще предстоит сообщить эту новость своей сестре. Никто кроме Хранителей не знает о смерти Савады, поэтому на похоронах только они шестеро. Но это тяжело. Рехей считает, что это их наказание за то, что не защитили, не уберегли. Теперь им предстоит расплачиваться за свои грехи всю оставшуюся жизнь. Можно, конечно, об этом просто забыть, уверив себя, что все это приснилось, что не было никакой смерти, не было никакой мафии – но забыть Тсуну невозможно. Рехей уходит заливать горе саке. Ему еще предстоит успокаивать сестру, так что он сам должен отойти от переживаний и эмоций. Ямамото не улыбается. Просто больше не может. Даже если и хочет подарить Тсуне прощальную улыбку. Но это выше его сил. Возможно, что он никогда не сможет больше улыбаться так, как раньше. Он знал, что это может случиться. Знал. Все-таки они мафия, это не игра, давно уже не игра. Но он не верил, не верил до последнего, что его друга больше нет. В чем теперь смысл? Зачем бороться, если цели теперь нет и они проиграли? Ямамото отчаянно надеется, что это всего лишь сон, просто кошмар, но вопреки надеждам знает, что это реальность. Холодная, жестокая реальность, где единственным, что согревало их всех, была улыбка Тсуны. Ямамото исчезает так же незаметно, как и остальные. Уходит, скрыв глаза темными очками, чтобы никто не видел его слезы. Мукуро ненавидит похороны. Он ненавидит что-то терять и с кем-то прощаться навсегда. Он не жалеет, что не сумел завладеть телом Десятого, не жалеет, что позволял тому пользоваться его силой. Он даже благодарен ему, что тот в свое время вытащил его из той тюрьмы, из проклятой стеклянной капсулы, вытащил, наплевав на мнение общественности. Мукуро хотел бы сказать, насколько Тсуна восхитителен, но только какой смысл говорить это сейчас, когда тот этого не услышит. Мукуро не плачет, ему не больно, но даже он сожалеет о том, что все так получилось. И смотрит на единственного человека, который дал волю слезам. Гокудера стоит на коленях возле гроба Десятого и смотрит на его лицо. Тот больше никогда не откроет глаза, не улыбнется ему и не назовет по имени. От осознания этого больно сдавливает сердце, и слезы сами собой выступают на глазах. Он больше всех чувствует себя виноватым перед Тсуной. Все время нарекал себя его Правой рукой, но не понял, не заметил опасности. И отпустил одного… А когда почуял неладное и ринулся следом, то было уже поздно. Хаято плотно закрывает крышку гроба и склоняется над ним, содрогаясь в рыданиях. Мукуро ненавидит похороны, потому что они обязательно кому-нибудь приносят боль. Ее он также ненавидит, потому что на его веку ее было слишком много. Он сам ее испытывал не раз и видел, как испытывают другие. Он знает, что от боли нет лекарства. Даже если она затихнет, забудется, стоит только разбередить старый шрам, как она вернется. Мукуро ненавидит слезы. Потому что это признак слабости, сломленности. И, глядя, как слезы Гокудеры разбиваются об обшивку гроба, может думать только об этом. Сломлен. Это Мукуро понимает сразу, хотя помнит о том, каким сильным был Хаято. Ничто не могло так выбить его из колеи. Пока Десятый был рядом – все хорошо. Но теперь, когда его нет – мир рухнул. Так не должно быть, думает Мукуро. Хранители не должны опускать руки. Все переживут это и будут жать дальше. Не так, как раньше, но жить! А Хаято не сможет… То, что давало ему силы двигаться вперед – исчезло. У него отняли самое дорогое, что у него было – свет его жизни. Мукуро ненавидит жалость, ненавидит, когда проявляют сочувствие ради сочувствия… но он знает, какого это, когда отнимают все. Поэтому присаживается позади Гокудеры и обнимает его со спины, прижимая к своей груди. Мукуро знает, что это будет жестоко. Иллюзии столь же жестоки, сколь и прекрасны. С помощью них можно подарить забвение, но разве так будет лучше? Ведь даже иллюзии не вечны. Когда они рассыплются, боль ударит с удвоенной силой, словно наказывая за то, что кто-то попытался от нее убежать. Но к тем, кто встречает ее открыто и достойно, она более благосклонна. Иногда. Мукуро знает, что нельзя, что будет только хуже. Но ничего не может поделать, когда слышит тихий шепот Хаято "Только еще раз… увидеть его улыбку". Мукуро знает, что он жесток и поступает как чудовище, знает, что потом будет нестерпимо больно… Но сейчас больно и ему, где-то в глубине души, но больно. Но он все равно разворачивает Хаято к себе, закрывает ему ладонью глаза и целует. А когда спустя пару мгновений отрывается от его губ и убирает руку, то знает, что Гокудера сейчас видит Саваду Тсунаеши. Саваду Тсунаеши, который улыбается ему, даря своей улыбкой тепло и обещание, что все будет хорошо. Когда его обнимают, Мукуро перестает улыбаться, потому что знает, что обнимают не его, а иллюзорного Десятого. Они оба знают, что это иллюзия, но один на время создаст ее, а другой в нее поверит. Но только на время. С иллюзиями нельзя долго играть. Мукуро ненавидит Саваду Тсунаеши за то, что тот разрушил мир Гокудеры Хаято. Ненавидит за то, что его собственный мир покрылся трещинами… Он может поддержать эту иллюзию, но не будет. Потому что это ничего не изменит. Лучше он будет жесток. И уничтожит всех, кто был причастен к этому. Он никогда не станет его светом, но может стать тьмой. Только тьма останется незамеченной, потому что Хаято все равно будет тянуться к своему свету. За это он тоже ненавидит Саваду Тсунаеши. Тот заставляет его погружаться во тьму все сильнее и сильнее, отнимая у него все, что может быть ему дорого…
Там пегая кобыла бродит, Найери в камышах сидит...
Автор №1, получилось очень эмоционально и ярко, но как-то... обрывисто, что ли? Автор №2, нет слов, просто нет слов. Одни эмоции. Это неподражаемо. Откройтесь, пожалуйста.
328 слов. Автор не любит Мукуро, и это, наверное, заметно.
Мукуро находит Гокудеру на диване в кабинете Десятого. Его поза могла бы показаться расслабленной, если бы не замершие в судороге пальцы. Глаза, прежде сиявшие зеленым, стали стеклянно-серыми. Некогда грозный consigliori босса Вонголы теперь скорее похож на чучело, любовно изготовленное таксидермистом. Таксидермистами здесь в равной степени выступают и Бьякуран, и сам Цунаеши. Не жив и не мертв. Всё, что у него осталось, - это сожаления о несделанном. Впрочем, Мукуро почти что всё равно. Для него ничего не изменилось. Он по-прежнему в проклятой тюрьме, а здесь лишь ненадолго, благодаря послушной Хром. С Бьякураном он разберется позже. В глазах Гокудеры - застывшее желание. То самое, которое известно любому, кто терял близкого человека. Я хочу увидеть его снова. Мукуро знакомо это желание. Даже если будет больно. Даже если это обман. Даже если ненадолго. Хочу. Обычно Мукуро не склонен к подобного рода милостыне, но сейчас ему интересно: сможет ли иллюзия разбудить Гокудеру. Савада из него получается до неприличия правильный; мельчайшие жесты, мимика - всё крайне точно... что даже противно. - Гокудера, - тихо зовет Мукуро. - Гокудера. И что-то меняется в лице Хаято. Вздрагивают ресницы, в глазах появляется живой блеск. Только губы остаются замерзшими, будто Гокудера не смеет что-либо сказать. - Гокудера, - голос Мукуро становится настойчивее, - ты скучал без меня? - Босс, - выдыхает Гокудера, и Мукуро с трудом давит ехидную улыбку, которая, разумеется, на лице Цуны была бы не к месту. - Простите, Десятый. Простите, что я позволил вам умереть. А вот теперь Мукуро удивлен. Он прекрасно знает силу своих иллюзий, её должно было быть более чем достаточно, чтобы Гокудера поверил в реальность "Цуны". Видимо, ещё свежо воспоминание о Цуне, лежащем в гробу. И оно сейчас собой перекрывает всю остальную реальность. Иллюзии тем более. Мукуро нервно усмехается. Ему больше не хочется ни экспериментировать, ни играть. Он устал.
Когда исчезает синий туман, на месте Мукуро возникает Хром. - Гокудера-сан? - девушка осторожно касается щеки Хаято. Снова застывший взгляд и искусственно ровное дыхание. Его время снова остановилось, и иллюзии здесь не помогут.
(пока собирался с мыслями, все уже, вроде как, и сказали. так что что за трактовка получилась - не знаю, странная. извиняюсь, если заказчик хотел не того)
493.
Закаты неизменно сменялись рассветами. Холодные, четкие изгибы облаков на краю небосклона и кататонически медленное дыхание времени – все, что умещалось в промежутки быстротечного дня и тихой ночи. Закаты и рассветы – все, что Гокудера замечал. Минуты, разлившиеся по небу золотистым пламенем. «Скоро зима», - думает Гокудера, раскрывая окно нараспашку. Он почти ненавидит зиму в Японии. Холодный ветер гладит его голые плечи. Город постепенно сникает под тяжестью сумерек. У него немного ноет спина, и голова кружится от свежего воздуха, - с непривычки. Вкус во рту необычно пресный. Вакуум, за матовыми стеклами зеленых глаз. В дверь кто-то стучит. Не торопясь, Гокудера закрывает окно и идет открывать. На пороге придется натянуть на себя дежурное удивление. Ему, в самом деле, все равно, какой призрак прошлого пришел навестить его сегодня. Мукуро улыбается, и смотрит на Гокудеру почти так же равнодушно, как и сам Гокудера смотрит на него. - Пришел? – Гокудера разворачивается и босыми ногами возвращается в глубь комнаты. - Можно и так сказать. Мукуро, как будто, носит темноту вместе с собой. Ото всех углов расползаются густые тени. - Зачем? Гокудера сначала садится, потом кладет голову на подлокотник дивана, отворачивается. - Делаю кое-кому одолжение. Мукуро присаживается в соседнее кресло и, невзначай, скользит взглядом по выпирающему на бледной коже пунктиру позвоночника. - «Я хочу увидеть его снова», - говорит он. – Сейчас ты должен думать о чем-то в этом духе. - Нет, - глухо отвечает Гокудера. - Ты чувствуешь себя виноватым перед ним? - Нет. Гокудера дышит по-прежнему мерно, как во сне. Они молчат, пока не становится совсем темно. - Может, тебя убить? – доносится голос Мукуро. Гокудера, как-то легко и незаметно, едва не забыл о его присутствии. – Или сделать из тебя медиума? Он чувствует буквально спиной, как иллюзионист лукаво, и отчего-то печально улыбается. - Второй человек в Вонголе, стоит мне только руку протянуть. Как думаешь, Хаято? По-моему неплохо. Конечно, свой идеальный шанс я упустил, но что теперь поделать… Учитывая, что сам Босс в живых уже не числится, думаю, Правая Рука – достойный выход из положения. А, Хаято? Где-то в груди, далеко и приглушенно, ворочается эхо былого. Гокудера продолжает молчать. Мукуро глубоко вздыхает, поднимается, подходит к нему. - Знаешь, безысходность скверно пахнет, – Мукуро дотрагивается до него кончиками холодных пальцев. Гокудере вдруг становится холодно. Все это время температура, время суток и что бы то ни было – застыли и превратились в пустую вязь букв и звуков. Чью-то, жизнь, возможно, эти слова все еще определяли. Гокудера справлялся без них. По коже пробежали мурашки, начали слипаться веки, проснулся голод. Гокудера понял, что хочет курить. Ради всего святого, он полжизни не держал в руках сигарет… - Сколько времени прошло? – спрашивает он в мгновение перед тем, как заснуть. - Достаточно, - шепчет Мукуро. Сон валится на Гокудеру истомной лавиной воспоминаний, квинтэссенцией жизни, заключенной в мягкой улыбке и медового цвета глазах. Десять лет проносятся удушливым вихрем прожитого вместе, - теперь, во сне, - только и единственно счастливого времени. Как только слезы засеребрятся на ресницах, Мукуро уйдет, захлопнув за собой дверь. Закат неизменно сменится рассветом. Даже если рассвету этой ночью придется еще чуть-чуть подождать.
159 слов Не совсем соответствует заявке, а скорее по мотивам. Просто так, чтоб было.
Этого не может быть. Он же умер! Это все галлюцинации, иллюзии, наведенные адскими техниками Мукуро. Примерно так думает Гокудера, смотря, как Тсуна садиться в гробу и морщась, горстями выкидывает лилии через край - мешают. Опять. Хаято помнит, что это уже было – вот, совсем недавно. А потом пустота, а потом снова в строй. И еще где-то должны быть похороны, которые не были проведены толком из-за войны, и чего греха таить, из-за отсутствия тела, помещенного Шоичи в ту самую машину. - Это невозможно, - говорит Гокудера. – Ты - иллюзия… - Какая к черту иллюзия? – ворчит Тсуна, и, хмурясь, смотрит на Гокудеру. – Чем ты слушал, когда Шоичи говорил про подменную пулю? - А?.. – только и может вымолвить Гокудера, все еще не веря в свою удачу. - Ну, помоги же мне выбраться отсюда! – смеется Тсуна и протягивает своему Хранителю Урагана руки. - Че-е-ерт, мне еще столько предстоит сделать! – почти обиженно тянет он, когда Гокудера, чуть ли не обнимая, вытягивает его из гроба. Счастье?
Просите, господа, после второго текста не смог читать дальше, но обязательно прочитаю потом. Рин. Чёрт. Чёрт, Рин! Невероятно. Просто невероятно. У меня нет слов.
Не совсем соответствует заявке. 255 слов, шестое исполнение.
- Ты ничего не понимаешь, - серьезным голосом произносит Савада, подставляя ладонь под журчащую воду. Запекшаяся на лбу кровь смывается с трудом, у Тсуны все лицо мокрое, как будто в слезах. – Ты ничего не понимаешь, - повторяет он, - это была просто иллюзия. Десятый откидывает мешающиеся волосы назад и берет из рук Гокудеры – тот стоит рядом, всегда рядом, а как же иначе? – полотенце. - Мукуро был со мной до самого конца, - говорит Десятый, вытирая промокшие волосы. – Было так страшно, но уже все закончилось. Теперь все будет хорошо. Гокудера кивает головой и выдавливает хриплое «Да!». Он не верит не единому слову Тсуны. Тот лишь тихо смеется в ответ, и Гокудера с ощущением надвигающегося апокалипсиса просыпается в темноте. Это случается не в первый раз, и Хаято уже не придает большого значения этим снам. Просто подсознание пытается уцепиться за любую возможность, чтобы поверить в ложь. Просто он никак не может отпустить Тсуну. Гокудера выходит на балкон, жалея о том, что ему некому сейчас позвонить: хотелось бы услышать сейчас чей-нибудь голос, все равно чей. Он закуривает сигарету и думает о том, как бы убрать из сердца ощущение, что они похоронили Десятого заживо. Ведь Десятый не мог умереть, только не он. Хаято до сих пор кажется, что где-то там, под землей на глубине в полтора метра, стучит по крышке гроба его Десятый и зовет на помощь. - Господи Иисусе! – произносит Гокудера с усталостью обреченного человека и сплевывает куда-то вниз. – Когда ты уже заберешь меня отсюда? Мне так хочется снова его увидеть. Что мне нужно сделать, чтобы попасть в рай?
-Ryuuki- Я знаю, что мимо) Ибо по заявке было уже написанно во втором исполнении, а к чему повторятся?) Та и ваще, Тсу-кун всегда все выворчаивает наизнанку и из вредности все пишет наоборот. Так получилось ТТ. Пятое - мое, хотелось флаффа. Че рыдать, когда родина в опасности?)) Шестое тоже мое, чтобы тебе жизнь медом не казалась) Можешь меня побить). *смиренно ждет криков негодования*
Я не смог. Прости десятый, я не успел... Наверное этим я убил тебя. Если бы...
Пресвятая Дева! Почему он?!!
Крик срывается в пустоту коридоров, отражаясь от бесцветных стен, прокатывается волной во тьму, и возвращается издевательской насмешкой эха.
Черт бы всё побрал, ну почему?!! Почему он ничего не сказал? Почему я ничего не понял? Не почувствовал?
Серая хмарь на улице давит безысходностью. Здесь всегда в ноябре небо затянуто тяжёлыми низкими тучами, и вечный моросящий дождь не прекращается ни на минуту. С того дня, как я нашел тебя среди тел...
Бойня. Там была бойня. Кровь была даже на высоком сводчатом потолке этого проклятого собора...
Почему ты пошёл один?
Я никогда этого не приму.
Прости меня Десятый, наверное я не смогу с этим жить...
Динамит. И зажигалка...
Яркий всполох свта и пламени. Мне не больно...
...
Лежу в каше из собственной крови и грязи.
Осталось не много...
Шаги...
Кажется это Мукуро. Подходит. Молчит...
С трудом разлепляю обожженные губы и хриплю:
- Пожалуйста... Я хочу увидеть его снова...
В ответ ни слова. Но...
Передо мной склоняется Десятый. Живой...
Из последних сил шепчу:
-Прости...
заказчик
Случайно затесались остальные Хранители.
ООС Мукуро и возможно ОСС Гокудеры.
1164 слова
автор №2
Автор №2, нет слов, просто нет слов. Одни эмоции. Это неподражаемо.
Откройтесь, пожалуйста.
ты знаешь, мама тебя любит.Автор №2, откройтесь пожалуйста.
опять же подозрения,но...автор 2, открываться, заказчик хочет вас любитьсына не мог пройти мимо)хотя потом все равно сам писать буду наверно, ибо хочетсяно черт, видео пересказано почти досконально и так прекрасно ** жду~* ушел ангститься под видео*автор №2 рад, что народу понравился его бред ^^
собственно, вот он я х)
видео пересказано почти доскональноа я по видео и писал. при чем еще очень давно ^^
328 слов.
Автор не любит Мукуро, и это, наверное, заметно.
Мукуро находит Гокудеру на диване в кабинете Десятого.
Его поза могла бы показаться расслабленной, если бы не замершие в судороге пальцы. Глаза, прежде сиявшие зеленым, стали стеклянно-серыми. Некогда грозный consigliori босса Вонголы теперь скорее похож на чучело, любовно изготовленное таксидермистом. Таксидермистами здесь в равной степени выступают и Бьякуран, и сам Цунаеши.
Не жив и не мертв. Всё, что у него осталось, - это сожаления о несделанном.
Впрочем, Мукуро почти что всё равно. Для него ничего не изменилось. Он по-прежнему в проклятой тюрьме, а здесь лишь ненадолго, благодаря послушной Хром.
С Бьякураном он разберется позже.
В глазах Гокудеры - застывшее желание. То самое, которое известно любому, кто терял близкого человека.
Я хочу увидеть его снова.
Мукуро знакомо это желание.
Даже если будет больно. Даже если это обман.
Даже если ненадолго.
Хочу.
Обычно Мукуро не склонен к подобного рода милостыне, но сейчас ему интересно: сможет ли иллюзия разбудить Гокудеру.
Савада из него получается до неприличия правильный; мельчайшие жесты, мимика - всё крайне точно... что даже противно.
- Гокудера, - тихо зовет Мукуро. - Гокудера.
И что-то меняется в лице Хаято. Вздрагивают ресницы, в глазах появляется живой блеск. Только губы остаются замерзшими, будто Гокудера не смеет что-либо сказать.
- Гокудера, - голос Мукуро становится настойчивее, - ты скучал без меня?
- Босс, - выдыхает Гокудера, и Мукуро с трудом давит ехидную улыбку, которая, разумеется, на лице Цуны была бы не к месту. - Простите, Десятый. Простите, что я позволил вам умереть.
А вот теперь Мукуро удивлен. Он прекрасно знает силу своих иллюзий, её должно было быть более чем достаточно, чтобы Гокудера поверил в реальность "Цуны". Видимо, ещё свежо воспоминание о Цуне, лежащем в гробу. И оно сейчас собой перекрывает всю остальную реальность. Иллюзии тем более.
Мукуро нервно усмехается. Ему больше не хочется ни экспериментировать, ни играть.
Он устал.
Когда исчезает синий туман, на месте Мукуро возникает Хром.
- Гокудера-сан? - девушка осторожно касается щеки Хаято.
Снова застывший взгляд и искусственно ровное дыхание.
Его время снова остановилось, и иллюзии здесь не помогут.
гыы вас любить можно? ^^Автор №3, ае, прекрасно, очень очень. можно Вас узнать?
Мо~жно узнать х)
автор-3
можно, можно х)(пока собирался с мыслями, все уже, вроде как, и сказали. так что что за трактовка получилась -
не знаю, странная. извиняюсь, если заказчик хотел не того)
493.
Закаты неизменно сменялись рассветами.
Холодные, четкие изгибы облаков на краю небосклона и кататонически медленное дыхание времени – все, что умещалось в промежутки быстротечного дня и тихой ночи. Закаты и рассветы – все, что Гокудера замечал.
Минуты, разлившиеся по небу золотистым пламенем.
«Скоро зима», - думает Гокудера, раскрывая окно нараспашку. Он почти ненавидит зиму в Японии. Холодный ветер гладит его голые плечи. Город постепенно сникает под тяжестью сумерек.
У него немного ноет спина, и голова кружится от свежего воздуха, - с непривычки. Вкус во рту необычно пресный.
Вакуум, за матовыми стеклами зеленых глаз.
В дверь кто-то стучит.
Не торопясь, Гокудера закрывает окно и идет открывать. На пороге придется натянуть на себя дежурное удивление. Ему, в самом деле, все равно, какой призрак прошлого пришел навестить его сегодня.
Мукуро улыбается, и смотрит на Гокудеру почти так же равнодушно, как и сам Гокудера смотрит на него.
- Пришел? – Гокудера разворачивается и босыми ногами возвращается в глубь комнаты.
- Можно и так сказать.
Мукуро, как будто, носит темноту вместе с собой. Ото всех углов расползаются густые тени.
- Зачем?
Гокудера сначала садится, потом кладет голову на подлокотник дивана, отворачивается.
- Делаю кое-кому одолжение.
Мукуро присаживается в соседнее кресло и, невзначай, скользит взглядом по выпирающему на бледной коже пунктиру позвоночника.
- «Я хочу увидеть его снова», - говорит он. – Сейчас ты должен думать о чем-то в этом духе.
- Нет, - глухо отвечает Гокудера.
- Ты чувствуешь себя виноватым перед ним?
- Нет.
Гокудера дышит по-прежнему мерно, как во сне. Они молчат, пока не становится совсем темно.
- Может, тебя убить? – доносится голос Мукуро. Гокудера, как-то легко и незаметно, едва не забыл о его присутствии. – Или сделать из тебя медиума?
Он чувствует буквально спиной, как иллюзионист лукаво, и отчего-то печально улыбается.
- Второй человек в Вонголе, стоит мне только руку протянуть. Как думаешь, Хаято? По-моему неплохо. Конечно, свой идеальный шанс я упустил, но что теперь поделать… Учитывая, что сам Босс в живых уже не числится, думаю, Правая Рука – достойный выход из положения. А, Хаято?
Где-то в груди, далеко и приглушенно, ворочается эхо былого. Гокудера продолжает молчать. Мукуро глубоко вздыхает, поднимается, подходит к нему.
- Знаешь, безысходность скверно пахнет, – Мукуро дотрагивается до него кончиками холодных пальцев.
Гокудере вдруг становится холодно. Все это время температура, время суток и что бы то ни было – застыли и превратились в пустую вязь букв и звуков. Чью-то, жизнь, возможно, эти слова все еще определяли. Гокудера справлялся без них.
По коже пробежали мурашки, начали слипаться веки, проснулся голод. Гокудера понял, что хочет курить. Ради всего святого, он полжизни не держал в руках сигарет…
- Сколько времени прошло? – спрашивает он в мгновение перед тем, как заснуть.
- Достаточно, - шепчет Мукуро.
Сон валится на Гокудеру истомной лавиной воспоминаний, квинтэссенцией жизни, заключенной в мягкой улыбке и медового цвета глазах. Десять лет проносятся удушливым вихрем прожитого вместе, - теперь, во сне, - только и единственно счастливого времени.
Как только слезы засеребрятся на ресницах, Мукуро уйдет, захлопнув за собой дверь.
Закат неизменно сменится рассветом. Даже если рассвету этой ночью придется еще чуть-чуть подождать.
159 слов Не совсем соответствует заявке, а скорее по мотивам. Просто так, чтоб было.
Этого не может быть. Он же умер! Это все галлюцинации, иллюзии, наведенные адскими техниками Мукуро.
Примерно так думает Гокудера, смотря, как Тсуна садиться в гробу и морщась, горстями выкидывает лилии через край - мешают.
Опять.
Хаято помнит, что это уже было – вот, совсем недавно. А потом пустота, а потом снова в строй. И еще где-то должны быть похороны, которые не были проведены толком из-за войны, и чего греха таить, из-за отсутствия тела, помещенного Шоичи в ту самую машину.
- Это невозможно, - говорит Гокудера. – Ты - иллюзия…
- Какая к черту иллюзия? – ворчит Тсуна, и, хмурясь, смотрит на Гокудеру. – Чем ты слушал, когда Шоичи говорил про подменную пулю?
- А?.. – только и может вымолвить Гокудера, все еще не веря в свою удачу.
- Ну, помоги же мне выбраться отсюда! – смеется Тсуна и протягивает своему Хранителю Урагана руки. - Че-е-ерт, мне еще столько предстоит сделать! – почти обиженно тянет он, когда Гокудера, чуть ли не обнимая, вытягивает его из гроба. Счастье?
Рин. Чёрт. Чёрт, Рин! Невероятно. Просто невероятно. У меня нет слов.
Не совсем соответствует заявке. 255 слов, шестое исполнение.
- Ты ничего не понимаешь, - серьезным голосом произносит Савада, подставляя ладонь под журчащую воду. Запекшаяся на лбу кровь смывается с трудом, у Тсуны все лицо мокрое, как будто в слезах. – Ты ничего не понимаешь, - повторяет он, - это была просто иллюзия.
Десятый откидывает мешающиеся волосы назад и берет из рук Гокудеры – тот стоит рядом, всегда рядом, а как же иначе? – полотенце.
- Мукуро был со мной до самого конца, - говорит Десятый, вытирая промокшие волосы. – Было так страшно, но уже все закончилось. Теперь все будет хорошо.
Гокудера кивает головой и выдавливает хриплое «Да!». Он не верит не единому слову Тсуны. Тот лишь тихо смеется в ответ, и Гокудера с ощущением надвигающегося апокалипсиса просыпается в темноте.
Это случается не в первый раз, и Хаято уже не придает большого значения этим снам. Просто подсознание пытается уцепиться за любую возможность, чтобы поверить в ложь. Просто он никак не может отпустить Тсуну.
Гокудера выходит на балкон, жалея о том, что ему некому сейчас позвонить: хотелось бы услышать сейчас чей-нибудь голос, все равно чей. Он закуривает сигарету и думает о том, как бы убрать из сердца ощущение, что они похоронили Десятого заживо. Ведь Десятый не мог умереть, только не он. Хаято до сих пор кажется, что где-то там, под землей на глубине в полтора метра, стучит по крышке гроба его Десятый и зовет на помощь.
- Господи Иисусе! – произносит Гокудера с усталостью обреченного человека и сплевывает куда-то вниз. – Когда ты уже заберешь меня отсюда? Мне так хочется снова его увидеть. Что мне нужно сделать, чтобы попасть в рай?
и сейчас сидит в прифигевшем состоянии от такого количества исполненийLost Colors и снова вы выполнили мою заявку и теперь люблю вас еще больше, даа ** очень понравилось, спасибо
№ 4,5,6 - оно все мимо, но хорошо. откроетесь?
Та и ваще, Тсу-кун всегда все выворчаивает наизнанку и из вредности все пишет наоборот. Так получилось ТТ.Пятое - мое, хотелось флаффа.
Че рыдать, когда родина в опасности?))
Шестое тоже мое, чтобы тебе жизнь медом не казалась) Можешь меня побить). *смиренно ждет криков негодования*