Пусть автор сильно не сердится.. писалось в школе. с плеером в ушах. @_@
ООС, авторский бред,ангст.- У тебя пятнадцать минут, – раздался в телефонной трубке хриплый голос. Этого хватает, чтобы Такеши вскочил с кровати, отбросив в угол бейсбольный журнал, и вылетел из дома, забыв обуться. Нагретый солнцем асфальт царапал босые ноги. Юноша дернулся, когда наступил на какой-то осколок, но даже не остановился. Дрожащие пальцы лихорадочно набирали один единственный номер. Кислород застревает в горле каждый раз, когда в ответ раздается «Абонент временно недоступен». Чертыхнувшись, Ямомото сунул телефон в карман и свернул в нужный ему переулок, к вывеске «Цветы». Охапка ярко-алых роз и десять минут. Очередная выходка Хаято сводит с ума. Да, он был не прав. Да, наговорил лишнего. Но это не повод вести себя настолько эгоистично. Горло саднит от долгого бега. Юноша рванул прямо на красный, игнорируя гневные выкрики. Запрокинув голову, он начал оглядываться. Где!? Где на этот раз!? Еле заметная фигурка на одно из крыш стала самой долгожданной и самой страшной картиной в его жизни. Шесть минут. Рванув к зданию, Такеши кого-то сбил и узнал о себе много интересного. Не останавливаться. Только не замирать. Даже не подумав о лифте – слишком долго – он пустился по ступеням. Каменные ступени мелькали в безумном хороводе. Их ледяная поверхность приятно холодила сбитые ноги. Три минуты. Дверь на крышу появилась неожиданно, и от сильного удара ноги слетела с петель. Порыв жестокого ветра ударил в лицо. Задохнувшись от неожиданности, Такеши прикрыл лицо рукой на секунду. «Две минуты!» - ударило в голове, заставляя его шарахнуться вперед. На карнизе стоял Он, разведя руки в стороны. Ветер рвал расстегнутую рубашку и спутывал пепельные волосы. -Одна минута, - хрипло произнес Гокудера, делая полшага вперед. В два прыжка преодолев расстояние, Такеши запрыгнул на карниз и обнял Хранителя Урагана со спины. Его кожа была ледяной, и он ощутимо дрожал. -Ты почти опоздал, - ветер унес ввысь тихий упрек. Розы, которые принес Ямомото, приятно щекотали нос, а горячие руки обожгли кожу. Хаято ничего не мог с собой поделать. Он звонил раз пятнадцать, а тот даже не удосужился ответить. И эта девчонка – менеджер клуба – вывела подрывника из себя; некрасивая сцена около его дома и множество ненужных слов. Гокудера слишком сильно любил «бейсбольного придурка», чтоб так просто его отпустить. Такие выходки уже имели место быть, и Ямомото всегда чудом успевал прийти. Остудить, остановить. Вот и сейчас. Он не только успел появиться, но и принес цветы. Такеши уткнулся лбом в шею Хаято; несмотря на обжигающие ладони, нос был холодным. Он судорожно выдохнул. - Я просто вовремя, - снова эта дурацкая усмешка в голосе. Новая волна раздражения окатила подрывника с головы до ног. Закрыв глаза, он наклонился вперед, будто начиная падать. - Держи меня крепче, - голос снова хрипел, - не дай мне упасть. Юноша совсем не ожидал, что его резко дернут назад, обняв за плечи. Букет прекрасных роз полетел вниз, раздираемый злым ветром. Парни упали на площадку. Чужое сердце, в прижатой к спине груди, стучало невыносимо быстро. -Это была бы самая большая ошибка в моей жизни, - Ямомото водил носом по шее Хаято, - Я буду всегда держать в объятиях, но ты не имеешь права вот так бросить меня. -Цветы жалко… - тихо прошептал Гокудера, сглатывая не прошеные слезы. - Я куплю еще… - Такеши подтянул юношу себе на колени. – Я подарю тебе все цветы этого мира … за твою любовь …
« Держи меня крепче, не дай упасть мне, Не дай свернуть на пути в One Love. Но мне будет легче, если буду уверен, Что я к ей готов…» (с)
Что это? Что это такое, когда капли крови веером перечеркивают изможденную улыбку, а глаза не теряют той отчаянной и уже наполовину пустой теплоты, оставшейся после первой смерти, запечатленной в памяти? Что это такое отражается в самой глубине теплых ольховых глаз, делая их - враз - холодными и жестокими? Почему его взгляд пугает так, будто из самой глубины зрачков на него смотрит Смерть, равнодушная и мудрая, которая грозится забрать не только этого бестолкового придурка, но и всех его близких вместе с ним. Что это? Это безумие? Ямамото, придурок, Ямамото. У Гокудеры так отчаянно сжимается сердце, что становится почти больно. Он не может ничем помочь и ничего сделать, он не может встряхнуть этот мешок безволия и вправить ему голову, он не может вернуть своего друга из того путешествия, куда он отправился вместе со Скуало. Скуало отобрал у него его лучшего друга, Скуало убил его, изрезав в куски на тренировках. Чертова акула. Зачем? Впрочем, он не злится на него, не обижается. Ямамото. Придурок-Ямамото. Напрягается все изнутри, он ищет слова. Они витают в воздухе невысказанным напряжением. Но не хватает сил даже, чтобы назвать его по имени, потому что это - не Такеши, это кто-то другой, подмененный. Гокудера вжимает ладони в глаза и утыкается лицом в его лопатки. Нет ни сопротивления, нет жизни, нет его былой мягкости, только кажется, что Такеши увиливает, обтекает его со всех сторон и запрещает оставаться рядом. Этот человек - чужой. Ямамото больше не свой. Не его. - Х-а-я-т-о, - по буквам, по слогам, мучительно чужим голосом, к которому все равно по инерции тянешься и собираешь с губ - отзвуками, нотами. Гокудера никогда не впадал в такое отчаяние. Он хочет попросить, чтобы его больше не называли по имени Так, Таким голосом. - Хаято. Гокудера ищет хоть какие-то следы, хоть какие-то зацепки, чтобы понять - вот он, его придурок, его друг, его... Кем он ему только не был. Придурошный Ямамото. Не любил бы так - ненавидел бы больше всех на свете... Бы. - Хаято, - в том же отчаянии зовет Ямамото и хватает его за руку. Целует пальцы торопливо и испуганно, прижимается щекой - не чувствует: бинты скрывают лицо почти полностью. А если попробовать губами - у Гокудеры горьковатая и грубая кожа, пахнет взрывами и слезами. И - так ясно отпечаталось - царапины на ладонях. Длинные и прерывистые. Кошачьи. Целовать бы эти царапины и зализывать боль по крупице... - Не дай мне упасть, - горячо и тихо шепчет придурок Такеши и обнимает его, прижимаясь лицом к животу. Они оба досадно друг другу открыты. Они вверяют, но не доверяют. Это так страшно и обидно. - Пожалуйста, Хаято. Держи меня крепче. Одна его ладонь стягивает бинты и гладит царапины на лице Такеши, другая вплетается в волосы и невесомо ласкает. Но это уже не так, как раньше. Но этого достаточно, чтобы Такеши начал вспоминать то самое «раньше». Гокудера едва не давится слезами, и спасает только последняя искорка в сознании - перед чужими людьми нельзя вот так реветь. Он и молчит, не плачет. Безумие, наверное, страшное. Там темно, там пусто, там нет никого - там чужой и незнакомый мир. Едва он представляет, как его придурок справляется там, в этом мире, а вокруг него вьются души убитых, души мертвых, души давно ушедших близких - ему становится плохо даже почти физически. Ямамото, тупой Ямамото. Остаются только обещания - я удержу. Я не отпущу. Но и их приходится шептать насилу, не в голос. А все равно достаточно всего пары минут молчания, чтобы Такеши поднял глаза и посмотрел уже осмысленно. Как было тогда. Так, что, следуя за золотистыми светлыми глазами, в душе разливался мёд. Гокудера долго не продержался - почти сразу кинулся ему на шею, придавливая своим телом к кровати, ткнулся лицом в ключицы и замер, боясь, что он - свой, родной, близкий - уйдет. Снова нырнет в пучину безумия и страха. - Ну разумеется, идиот, - в полный голос сдавленно повторяет Хаято. - Мы все будем рядом. Ямамото благодарит его так, что он снова не сдерживается, и рубашка Такеши на плече быстро намокает от слез. Тот, слава Мадонне, внимания не обращает - научился. Засыпая, Гокудера боится, что мерное сердцебиение под щекой со временем утихнет. Тем не менее, Такеши никуда не ушел. Ему было за что зацепиться. Ему было за что держаться. Теперь - да.
_______ Это невероятно. Такое тяжелое и горькое, но не лишенное надежды. Вы заглянули мне в душу и выдернули оттуда желаемое, превратив в слова. Безумно понравилось. Откройтесь, пожалуйста.
ООС, авторский бред,ангст.
Получилось очень мило, и вполне в духе Гокудеры.
Только цветы лишние, ИМХО.
*терпеть не может эти веники*
о рад...)
а цветы 500 раз упоминались в песне и намозолили мозг... приношу свои извинения..)
Прекрасно понимаю.
Кстати, откроетесь?
да легко)) нам, в смысле мне, скрываться не за чем))
Пойду заценю песню.)))
Что это? Что это такое, когда капли крови веером перечеркивают изможденную улыбку, а глаза не теряют той отчаянной и уже наполовину пустой теплоты, оставшейся после первой смерти, запечатленной в памяти? Что это такое отражается в самой глубине теплых ольховых глаз, делая их - враз - холодными и жестокими? Почему его взгляд пугает так, будто из самой глубины зрачков на него смотрит Смерть, равнодушная и мудрая, которая грозится забрать не только этого бестолкового придурка, но и всех его близких вместе с ним.
Что это? Это безумие?
Ямамото, придурок, Ямамото.
У Гокудеры так отчаянно сжимается сердце, что становится почти больно. Он не может ничем помочь и ничего сделать, он не может встряхнуть этот мешок безволия и вправить ему голову, он не может вернуть своего друга из того путешествия, куда он отправился вместе со Скуало. Скуало отобрал у него его лучшего друга, Скуало убил его, изрезав в куски на тренировках.
Чертова акула. Зачем?
Впрочем, он не злится на него, не обижается.
Ямамото. Придурок-Ямамото.
Напрягается все изнутри, он ищет слова. Они витают в воздухе невысказанным напряжением. Но не хватает сил даже, чтобы назвать его по имени, потому что это - не Такеши, это кто-то другой, подмененный. Гокудера вжимает ладони в глаза и утыкается лицом в его лопатки. Нет ни сопротивления, нет жизни, нет его былой мягкости, только кажется, что Такеши увиливает, обтекает его со всех сторон и запрещает оставаться рядом. Этот человек - чужой. Ямамото больше не свой. Не его.
- Х-а-я-т-о, - по буквам, по слогам, мучительно чужим голосом, к которому все равно по инерции тянешься и собираешь с губ - отзвуками, нотами. Гокудера никогда не впадал в такое отчаяние. Он хочет попросить, чтобы его больше не называли по имени Так, Таким голосом. - Хаято.
Гокудера ищет хоть какие-то следы, хоть какие-то зацепки, чтобы понять - вот он, его придурок, его друг, его...
Кем он ему только не был.
Придурошный Ямамото. Не любил бы так - ненавидел бы больше всех на свете...
Бы.
- Хаято, - в том же отчаянии зовет Ямамото и хватает его за руку. Целует пальцы торопливо и испуганно, прижимается щекой - не чувствует: бинты скрывают лицо почти полностью. А если попробовать губами - у Гокудеры горьковатая и грубая кожа, пахнет взрывами и слезами. И - так ясно отпечаталось - царапины на ладонях. Длинные и прерывистые. Кошачьи. Целовать бы эти царапины и зализывать боль по крупице...
- Не дай мне упасть, - горячо и тихо шепчет придурок Такеши и обнимает его, прижимаясь лицом к животу. Они оба досадно друг другу открыты. Они вверяют, но не доверяют. Это так страшно и обидно. - Пожалуйста, Хаято. Держи меня крепче.
Одна его ладонь стягивает бинты и гладит царапины на лице Такеши, другая вплетается в волосы и невесомо ласкает. Но это уже не так, как раньше. Но этого достаточно, чтобы Такеши начал вспоминать то самое «раньше».
Гокудера едва не давится слезами, и спасает только последняя искорка в сознании - перед чужими людьми нельзя вот так реветь. Он и молчит, не плачет.
Безумие, наверное, страшное. Там темно, там пусто, там нет никого - там чужой и незнакомый мир. Едва он представляет, как его придурок справляется там, в этом мире, а вокруг него вьются души убитых, души мертвых, души давно ушедших близких - ему становится плохо даже почти физически.
Ямамото, тупой Ямамото.
Остаются только обещания - я удержу. Я не отпущу. Но и их приходится шептать насилу, не в голос.
А все равно достаточно всего пары минут молчания, чтобы Такеши поднял глаза и посмотрел уже осмысленно. Как было тогда. Так, что, следуя за золотистыми светлыми глазами, в душе разливался мёд.
Гокудера долго не продержался - почти сразу кинулся ему на шею, придавливая своим телом к кровати, ткнулся лицом в ключицы и замер, боясь, что он - свой, родной, близкий - уйдет. Снова нырнет в пучину безумия и страха.
- Ну разумеется, идиот, - в полный голос сдавленно повторяет Хаято. - Мы все будем рядом.
Ямамото благодарит его так, что он снова не сдерживается, и рубашка Такеши на плече быстро намокает от слез. Тот, слава Мадонне, внимания не обращает - научился.
Засыпая, Гокудера боится, что мерное сердцебиение под щекой со временем утихнет. Тем не менее, Такеши никуда не ушел.
Ему было за что зацепиться.
Ему было за что держаться.
Теперь - да.
Это невероятно. Такое тяжелое и горькое, но не лишенное надежды.
Вы заглянули мне в душу и выдернули оттуда желаемое, превратив в слова.
Безумно понравилось. Откройтесь, пожалуйста.
З.
Я очень рада, что Вам понравилось.))
а.