Вставать становилось все сложнее. И это отражалось не только на Бьянки: Реборн тоже лежал рядом, избегая даже ленивых потягиваний, чтобы ненароком не спугнуть пришедший покой. Покой на душе, на сердце. Покой в мыслях. - Давай назовем ее в честь Колонелло? – предлагает Бьянки, и Реборн только бросает косой взгляд и только сильнее нахлобучивает фетровую шляпу на глаза. Ан нет, слабую ухмылку этим скрыть было нельзя. - Нет, не думаю, что это хорошая идея. Что тогда получится? Колоньилла? Или как? Бьянки нахмурилась. - Думаешь? А если… - она задумалась, - если в честь мамы Наны? Если б он мог, он бы посмеялся. От души так. Иногда Бьянки была действительно милой. Так, чисто по-женски. Истинная женственность, как понял Реборн, была вовсе не в том, чтобы носить платья или уметь балансировать на жутких каблуках. Вовсе не в том, чтобы соответствовать стандартам красоты, размерам и ожиданиям. Вовсе не в манерах и в поведении – женщина может абсолютно любой. Развязной или зажатой, откровенной или стеснительной, честной или лживой – нет какого-то определенного пункта, по которому можно было бы сказать «вот она – женственность». - Тоже не подходит? – Нет, она никогда не уймется. И это также часть женской натуры, которой иногда стоило позавидовать даже ему. Так не хотелось ее расстраивать. Говорить о сомнениях о том, что они чересчур поторопились. Что лучше бы сбавить обороты и… но, наверное, уже поздно, да? Даже шляпа прятаться уже не помогала. - Ты все же слишком торопишься… - осторожно начал Реборн. – Мы и так перепробовали кучу вариантов! Но ни один из них не подходит. Тебе не стоит так напрягаться и… - приподняв шляпу, он скользнул взглядом по ее животу и тут же осекся. Зато Бьянки нашлась, как дополнить. Как ей это было удобно. В этом тоже заключаются женщины. - Уже заметно? Она погладила себя по животу. И она смотрела на него как-то уж слишком выжидательно. Тут и правда не скроет никакая шляпа. Пусть бы их была целая куча. - Заметно, что ты слишком торопишься, - еще раз подтвердил Реборн. Он постучал ладонью по своему животу, стараясь сделать это как можно бережнее: - Но мой все равно больше. Если бы это было соревнование, я бы уже выиграл. Но… - А еще если бы он мог приподняться под тяжестью съеденного, он бы обязательно обвел рукой горы пустой посуды. – Но нам лучше не торопиться с выбором названия. Не думаю, что кто-то будет есть пиццу Колоньилла или Нанья. Никто даже не поймет, что это вообще!.. Реборн воодушевленно вещал, он говорил много всего. Итальянцев никогда не заткнешь, даже насильно, если им пришло что-то в голову. А Бьянки оставалось только вздохнуть. Опять двадцать пять – ничего не изменилось. Сколько не намекай, Реборн не понимал все не просто на словесных намеках, но и на действиях. Ну, выбрать же имя! Ну, погладить живот же! Реборн, почему снова до тебя не может дойти очевидного?! Нет, он все понял буквально. Что да, Бьянки хочет открыть пиццерию, потому что устала от жизни киллера… Ну конечно! И вроде вырос Реборн снова, а понимание все равно младенческое, если не хуже. Годы, потраченные на то, чтобы он просто обратил внимание. Десять лет, чтобы окончательно увести его от Вонголы и воспитания ее «птенцов». Через сколько лет он уже поживет для себя? Работяга, блин, чертов. Реборн по праву был особенным. Если другие считали, что нет ничего более женственного, чем беременность, то он мог сказать так о готовке. И если кто-то скажет, что Бьянки и готовка несовместимы, он первым пожмет плечами. Его особенность позволяет ему так делать: позволяет игнорировать, позволяет нарушать, позволяет делать так, как хочется. Позволяет жизням других становится особенными. А знаете, что обо всем этом думает сам Реборн? Выковыривание червяков из пиццы – это тоже что-то особенное. Но для семейной рыбалки точно не сгодится.
Вставать становилось все сложнее. И это отражалось не только на Бьянки: Реборн тоже лежал рядом, избегая даже ленивых потягиваний, чтобы ненароком не спугнуть пришедший покой. Покой на душе, на сердце. Покой в мыслях.
- Давай назовем ее в честь Колонелло? – предлагает Бьянки, и Реборн только бросает косой взгляд и только сильнее нахлобучивает фетровую шляпу на глаза. Ан нет, слабую ухмылку этим скрыть было нельзя.
- Нет, не думаю, что это хорошая идея. Что тогда получится? Колоньилла? Или как?
Бьянки нахмурилась.
- Думаешь? А если… - она задумалась, - если в честь мамы Наны?
Если б он мог, он бы посмеялся. От души так. Иногда Бьянки была действительно милой. Так, чисто по-женски. Истинная женственность, как понял Реборн, была вовсе не в том, чтобы носить платья или уметь балансировать на жутких каблуках. Вовсе не в том, чтобы соответствовать стандартам красоты, размерам и ожиданиям. Вовсе не в манерах и в поведении – женщина может абсолютно любой. Развязной или зажатой, откровенной или стеснительной, честной или лживой – нет какого-то определенного пункта, по которому можно было бы сказать «вот она – женственность».
- Тоже не подходит? – Нет, она никогда не уймется. И это также часть женской натуры, которой иногда стоило позавидовать даже ему.
Так не хотелось ее расстраивать. Говорить о сомнениях о том, что они чересчур поторопились. Что лучше бы сбавить обороты и… но, наверное, уже поздно, да?
Даже шляпа прятаться уже не помогала.
- Ты все же слишком торопишься… - осторожно начал Реборн. – Мы и так перепробовали кучу вариантов! Но ни один из них не подходит. Тебе не стоит так напрягаться и… - приподняв шляпу, он скользнул взглядом по ее животу и тут же осекся.
Зато Бьянки нашлась, как дополнить. Как ей это было удобно. В этом тоже заключаются женщины.
- Уже заметно?
Она погладила себя по животу. И она смотрела на него как-то уж слишком выжидательно. Тут и правда не скроет никакая шляпа. Пусть бы их была целая куча.
- Заметно, что ты слишком торопишься, - еще раз подтвердил Реборн. Он постучал ладонью по своему животу, стараясь сделать это как можно бережнее: - Но мой все равно больше. Если бы это было соревнование, я бы уже выиграл. Но… - А еще если бы он мог приподняться под тяжестью съеденного, он бы обязательно обвел рукой горы пустой посуды. – Но нам лучше не торопиться с выбором названия. Не думаю, что кто-то будет есть пиццу Колоньилла или Нанья. Никто даже не поймет, что это вообще!..
Реборн воодушевленно вещал, он говорил много всего. Итальянцев никогда не заткнешь, даже насильно, если им пришло что-то в голову. А Бьянки оставалось только вздохнуть. Опять двадцать пять – ничего не изменилось. Сколько не намекай, Реборн не понимал все не просто на словесных намеках, но и на действиях. Ну, выбрать же имя! Ну, погладить живот же! Реборн, почему снова до тебя не может дойти очевидного?!
Нет, он все понял буквально. Что да, Бьянки хочет открыть пиццерию, потому что устала от жизни киллера… Ну конечно! И вроде вырос Реборн снова, а понимание все равно младенческое, если не хуже.
Годы, потраченные на то, чтобы он просто обратил внимание. Десять лет, чтобы окончательно увести его от Вонголы и воспитания ее «птенцов». Через сколько лет он уже поживет для себя? Работяга, блин, чертов.
Реборн по праву был особенным. Если другие считали, что нет ничего более женственного, чем беременность, то он мог сказать так о готовке. И если кто-то скажет, что Бьянки и готовка несовместимы, он первым пожмет плечами. Его особенность позволяет ему так делать: позволяет игнорировать, позволяет нарушать, позволяет делать так, как хочется. Позволяет жизням других становится особенными.
А знаете, что обо всем этом думает сам Реборн?
Выковыривание червяков из пиццы – это тоже что-то особенное. Но для семейной рыбалки точно не сгодится.
Спасибо.