с-22.

[Venche.]

Десятое Поколение Вонголы узнает, что все они - клоны Первого Поколения, которые должны повторить судьбу оригиналов. Ангст, нежелание мириться с этой судьбой. Мотивирующий пинок от Спейда. "Нет другой судьбы кроме той, что вы создадите себе сами." ("Что ценнее, оригинал или подделка?")

@темы: Вонгола, Первые хранители Вонголы, Ди Спейд

Comments

[Гость]

ООС, описание насильственной смерти, фэйлы в матчасти. Автор слишком много курит. А еще автор давно и страстно обожает и заявку, и первое ее исполнение)

Дежа вю. 3298 слов

- Дедушка Талбот… Откуда у вас кровь Примо?
- Хм. Интересный вопрос. Ты думаешь, я помню?

- Что? – Тихо так, вежливо. Как будто ослышался.
Наверное, и правда ослышался. А если даже и нет – Джотто, говорят, обладал специфическим чувством юмора. Тсуна верил. Поэтому он засмеялся и неловко потер подбородок кулаком.
- Ты слышал меня, Дечимо. Мы дали Вонголе шанс идти по тому пути, который она изберет… и теперь я думаю, что пришло время нам вмешаться.
- Это шутка, - решил уточнить Тсуна. – Такая шутка, да? Я и так уже согласен быть наследником, Джотто-сан. Зачем вы все это сейчас…
- Мальчик мой, - Примо улыбается светло и ласково, глядя на него и сквозь него, прозрачно и оранжево – в глазах плещется Воля. И безумие. – За кровным наследником нужно идти в Варию. Не заставляй меня объяснять тебе очевидные вещи, Дечимо.
- Что? – повторяет Тсуна, как заведенный. Как можно воспринимать серьезно то, что говорит тебе призрак? Сидящий на подоконнике, приятно покачивающий ногой, аккуратно держащий в руке чашечку эспрессо. Солнце золотисто блестит в белокурой шевелюре - и проходит сквозь нее косыми лучами, падая на клетчатое покрывало на кровати. Тсуне кажется, что кровать раскачивается, как рыбацкая лодка в шторм, и он судорожно хватается за ее край, чтобы не утонуть. – Что?
Он может спросить сколько угодно раз. Джотто терпелив и снисходителен.
- Ты видел себя в зеркале, Тсунаеши-кун? Нет - Вонгола Дечимо?..

- Uno!
Не смотреть, не смотреть… Смотри на толпу, на беснующуюся живую массу, пахнущую деньгами, потом и хищной жадностью, ревущую и пестрящую так, что укачивает и мутит, просто глядя на нее. Но уж лучше уж на нее.
- Tre! Quattro!
Тренер что-то говорит, но даже его лицо, нависшее совсем близко, плывет перед глазами, а грохот крови в ушах крадет все слова. В спину остро врезаются канаты, и тело, напряженное всего минуту назад, теперь совсем не слушается. Не слышно и рефери – и остается только смотреть на пальцы, задранные высоко над рингом.
- Sei! Sette!
Вставай, черт тебя задери, ну пожалуйста… Я же не хотел! Я не за этим здесь! На посеревших от времени и пота бинтах на руках распускаются тошнотворно-яркие кляксы алого цвета. От костяшек вверх по венам ползет, разливаясь по всему телу, немота – и тут же сменяется шальной, горячей волной адреналина, колотящейся в голове и где-то в животе, отдаваясь даже в кончики дрожащих пальцев. Две мысли, как маятник, как пила, дергают его из стороны в сторону. Победил. Убил.
- Nove!
Убил. Ты убил его. Одним ударом выбил из него душу. Как его звали? Сколько ему было? Двадцать? Двадцать пять? Выше тебя на голову, сейчас, распластавшись на помосте под слепяще яркими лампами, он выглядит совсем юным. Бледным. Изо рта, пузырясь и поблескивая, тянутся густые ниточки крови, впитываясь в темную ткань ринга.
- Dieci!
Звон гонга бронзово и болезненно гуляет по телу. Кто-то трясет его за плечо, по спине дробно стучат приветствующие ладони. Рефери хватает победителя за руку, вздергивая ввысь, под сухое пекло искусственного солнца – кисть безвольно болтается, сил не хватает даже, чтобы сжать кулак. Он смотрит, как уносят его противника. Проигравшего. Никто пока не заметил, но сам он уже ощущает, как холодеет избитое им же тело – потому что по его собственным ногам крадется вверх могильный ледяной туман. На ринге невыносимо жарко, но под кожей разливается тяжелый свинец…
- Братик! Проснись! – Рехэй моргнул и уперся взглядом в темный потолок. Ему казалось, что он все еще видит горячий, слепящий свет ламп. Киоко тянула его за руку, обхватив запястье маленькими, удивительно теплыми ладошками:
- Ты кричал. Кошмары, да? Ты заболел?
- Солнечное сплетение… - Он сел и потер глаза кулаками, слепо уставившись в прохладную темноту спальни. Киоко, сидящая на краю кровати, поджала пальцы на ногах, зябко повела плечами в тонком халатике. – Апперкот… в сплетение… Я ему ребро сломал и легкое тут же вспороло…
- Братик!
- Солнце… Солнце, мать его! – Он всхлипнул и ударил кулаком по подушке. Киоко вздрогнула, и он словно очнулся, удивленно зажмурился – мокрые ресницы неприятно кололись, глаза щипало, как будто ему снова было пять лет.
- Я не убивал… Это не я! Это не мой бой… - Киоко следила за ним с беспокойством, с ласковой тревогой, как и всегда, всю его жизнь, с самого детства. Но Рехей впервые с ужасом почувствовал, что не заслужил этого. Он, царапая, стиснул свои липкие от пота плечи, смял в кулаке мокрую насквозь майку и сухо разрыдался.

- Ч-что?
- Их родители. Ты их когда-нибудь видел?
- Родители Большого Брата и Киоко… они просто за границей! Они же присылают им деньги, они же как-то живут! – Эспрессо в крошечной чашке не кончается. Джотто мерно, не прекращая грустно улыбаться, прикладывается к ней, следя за Тсуной поверх острой фарфоровой грани.
- Совершенно верно, Дечимо. За границей. Как ты думаешь, где?
- Но… но…

- Достаточно. Прекрати это. При чем здесь школа?
Осколок стекла, блеснув, косо рассек рукав формы, вспорол рубашку, окрасив ее в алый. Кея позволил себе это, чтобы просто успокоиться. Как-то отвлечься – холодная насмешка, звучащая в бесплотном голосе, ему абсолютно не нравилась, и скрывать это удавалось на удивление плохо. Он отчаянно искал способ загнать себя самого обратно в рамки дисциплины, и боль была как нельзя кстати. Хибари опустил тонфа и застыл посреди комнаты, склонив голову. Тикали часы. Часы… в них же тоже есть стекло, так?
- Успокойся.
- Я спокоен.
- Я вижу. Ты, сейчас, вероятно, думаешь, что стоит тебе найти источник отражения и уничтожить его, как я замолчу.
- А что, нет? – Кея подошел к дивану, похрустывая осколками, щедро усыпавшими пол под ботинками. У разбитого окна сквозняк голодно и бешено рвал занавеску.
- Нет. Но можешь еще попробовать окна на первом этаже, в подсобке возле спортзала. В них пока остались последние нетронутые стекла.
- Это моя школа, - предупредил Кея, присаживаясь на подлокотник и пристально глядя на переливчатое крошево под ногами. – Откуда…
- Это моя школа, - передразнил голос, и Хибари поморщился. Он и не представлял, как отвратительно звучит со стороны. Внезапное осознание было очень неприятным. Особенно, если ты не привык в самом себе сомневаться, или даже разочаровываться. – И я знаю о ней все, потому что все это знаешь ты. Хотя, пожалуй, наоборот…
Кея молча поднялся и направился к дверям. Эту школу уже восстанавливали чуть ли не с нуля. Она выдержит. Ее стоит разнести хотя бы ради того, чтобы перестать слышать голоса в голове. Это просто раздражало, потому что было не по его части. Не то, чтобы он справлялся со всякой метафизической ерундой хуже всех этих травоядных. Просто… было бы легче, если бы в его голове завелся кто-нибудь не настолько похожий на него самого.

[Гость]

дальше

- Но Хибари-сан же японец, - выдохнул Тсуна.
- Генетическая модификация, Дечимо. Ты знаком с Верде?
К горлу подкатила тошнота, и он в очередной раз тоскливо обернулся на пустой гамак. Куда запропастился Реборн? Ему бы хватило пары слов, чтобы опровергнуть всю эту идиотскую теорию. Теорию… Тсуна уже не помнил, когда он вообще решал что-то сам за себя. За последние пару лет он даже привык к этому. За него решили, кем он будет. Он принял это. Но прописанная по сценарию судьба, люди, окружающие его потому, что так надо, потому что это однажды уже случилось, и случилось даже не с ним - это было уже чересчур. Тсуна почувствовал поднимающийся из желудка горьковатый комок, в носу защипало. Были бы они все рядом с ним, если бы не…
- Но Гокудера-кун! Он итальянец, не француз даже! Он же совсем не похож на твоего Джи!
- Неужели? – Джотто посмотрел на Тсуну с искренним сочувствием, в которое, почему-то, абсолютно не верилось. – А его сестра?
- Бьянки? – Тсуна замолчал резко, как будто бежал и вдруг споткнулся. Из легких разом выбило воздух. Молчаливо-опасная, темноглазая Бьянки. С волосами ядовито-алого оттенка, как и у Джи. Странно похожая, и в то же время совсем не похожая на своего крикливого брата.
- Когда нам с Джи было по семнадцать лет, - Джотто, посвечивая на солнце встрепанной золотой макушкой, выглянул в окно, следя за суетящейся во дворе Наной, - его старшая сестра по отцу собралась замуж. Мы тогда еще не были достаточно влиятельной организацией, и брак нашего человека с наемником из семьи выше нас по положению и сильнее по влиянию, не мог не пойти на пользу Вонголе. Не мог он, впрочем, и понравиться бывшему ухажеру невесты.
- Что? – набивший уже за сегодня оскомину вопрос звенит в воздухе, царапает осипшее горло. Примо перестал улыбаться, деревянно замер, глядя в пространство.
- Он умер очень, даже слишком быстро. Всего одна стрела Урагана, прямо в сердце. Это был первый и последний раз, когда я не стал препятствовать Джи. Он и так не смог простить себе того, что они с сестрой не ладили всю жизнь. Я тогда еще поклялся себе, что таким его больше никто и никогда не увидит…
- Но… - Тсуна ощущает, как влажнеют ладони, как бьется под ребрами слабый протест, желание спорить до последнего. Дежа вю, конечно, чувство неприятное, но…
- А вот она умирала слишком медленно. Есть разные яды, Дечимо. Ревнивый любовник не стал размениваться на быстрый и милосердный, а главное, доступный, мышьяк. Сестра Джи оставалась в сознании пару дней, пока каждая пора ее кожи, каждый волос не пропитался ядом.
Саваде кажется, что его обхватили сзади за шею холодные скользкие пальцы, перекрыв кислород.
- Как… как ее звали?
- Она не подпускала к себе даже служанок. Ей начало казаться, что все, до чего она дотронется, станет отравленным тоже.
- Как ее звали? Джотто-сан!

Он виновато опустил глаза, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих в церкви. Обычно прихожан во время молитвы ничто не могло отвлечь – будь то внезапный смерч, севшая на нос падре муха, или обвалившийся потолок. Но уж слишком странным, неуместным выглядел зашедший посреди мессы человек – высокий, нескладный, раскосый, с не по-здешнему бледным лицом и странно одетый. Единственный в белом среди траурно-черной толпы.
Он поспешно сел, молясь своему собственному богу, чтобы окружающие перестали глазеть. И пробормотал с легкой улыбкой, глядя в исцарапанную спинку скамьи прямо перед собой:
- Я, конечно, все понимаю. Но церковь… Думал, ты уже отучил меня удивляться.
- Привыкай, деревенщина. Не весь мир вращается вокруг твоего Будды, - донесся справа ехидный ответ.
- Ты веришь в Бога? Я глубоко… поражен.
- Дева Мария! Я похож на верующего? – Человек рядом с ним повысил голос, и на него тут же зашикали. Он продолжил яростным шепотом, не отрывая взгляда от священника: - Ты прекрасно знаешь, почему я назначил встречу именно здесь.
- Да, - Угетсу опустил голову и посмотрел на сложенные на коленях руки. Они не дрожали – но побелели костяшки пальцев. – Конечно. Луиджи.
- Луиджи, черт бы его побрал. Уже побрал, впрочем, - прибавил собеседник, раздраженно кивнув на темный строгий ящик у самого алтаря. Угетсу чуть вздрогнул. – То ли не без твоего участия, то ли именно из-за отсутствия твоего участия. Даже не знаю, как сформулировать, чтобы ты понял.
- Я понял, Гвидо, - он вскинул голову к сводчатому потолку с кружевом окон. – И Джотто сказал, что в гибели Луиджи нет моей вины.
- Ну конечно. Джотто у нас никогда и никого не винит. И ничего не требует, верно? Дай-ка угадаю – он уже сказал тебе, что ты никому ничего не должен, что ты свободен, как птица, что ты можешь убираться обратно в свою деревню и дуть в свою дудку, пока не поседеешь?
- Гвидо, - Угетсу, наконец, повернул голову, разглядывая профиль своего собеседника. Гвидо сидел неестественно прямо - как будто кто-то привязал его к жесткому сиденью, - сжав губы в тонкую линию и закрыв глаза. На загорелом виске трепыхалась темная вена. Он медленно поднял руку, поправив длинную прядь волос, падающую на лицо, и взялся другой рукой за рукоять палаша под черным в знак траура пальто. Асари прекрасно знал, что это означает. Лучше было не спорить сейчас с учителем. А еще лучше – увести его отсюда как можно скорее. Он глубоко вздохнул – у него уже не было возможности сделать ни то, ни другое.
- Гвидо. Тебе нет нужды напоминать мне о том, что Луиджи…
- При чем тут Луиджи, сопляк? – перебил его Гвидо неожиданно горько и тихо, хотя Асари уже готов был услышать безудержный гневный вопль, от которого задрожали бы стекла в церковных витражах. Но учитель говорил низким, охрипшим от волнения шепотом: - Этот идиот доигрался бы в любом случае, это был лишь вопрос времени.
- Но…
- Ты думаешь, я сюда по нему скорбеть пришел? – Гвидо повернулся и встретил его взгляд – в прозрачных глазах плавали кусочки льда, зрачки стянулись в точки. Угетсу смотрел на него, не отрываясь, уже зная, что скажет учитель. Он с грустью подумал о том, что никогда, ни на одной тренировке, не понимал наставника так, как сейчас. – Я рассчитывал, что могу сделать что-нибудь, чтобы ты не закапывался в песок. Чтобы остался здесь и сделал хоть что-то полезное для Семьи, а не просиживал штаны в созерцании и музицировании.
- Я не останусь, Гвидо, - ответил Асари едва слышно. – Я решил.
- Вы посмотрите, он решил, - выплюнул Гвидо, отворачиваясь и глядя на гроб. В переднем ряду содрогалась от рыданий вдова Луиджи, и отсюда была видна только пляшущая в конвульсиях черная шляпка и худые плечи. – Кретин, Господи Боже.
- Гвидо…
- Катись, - тихо и угрожающе произнес учитель. Асари снова опустил глаза – пальцы сжались на эфесе палаша крепче. Гвидо дрожал всем телом. – Уходи, пока я не передумал. Миротворец.
Он рывком поднялся, чуть не зацепившись рукавом белого кимоно за спинку скамьи, бесшумно скользнул между рядов и побрел к высоким тяжелым дверям. Ему укоризненно смотрели вслед скорбящие. Белый был цветом траура в Японии, и Асари просто не подумал о том, что на Сицилии об этом могли и не знать.
Зато Гвидо наверняка знал.
Он обернулся и встретил взгляд ледяных серых глаз. Асари глубоко вздохнул и проговорил одними губами на итальянском:
- Спасибо.
Гвидо презрительно вздернул брови и отвернулся, мазнув по воздуху длинными прядями волос. Но Угетсу успел увидеть, как учитель улыбается.

[Гость]

концовка

- Нет, - тихо пробормотал Тсуна. – Можно скопировать внешность. Судьбу – никак. Это все совпадения, не более. – Он выпрямился, чтобы самому хоть немного поверить в свои слова. В голове настойчиво бился вопрос – его Семья – это его собственные друзья и близкие, которые ценят его за то, что он сам такой исключительный и замечательный, или лишь за то, что он – копия Первого? И все эти люди – друзья Джотто, а не его?
Примо наблюдал за ним с грустью в глазах, как будто мог читать его постыдные и трусливые мысли. Тсуне захотелось хотелось зажечь Пламя и прижать к лицу обе руки, чтобы почувствовать, как плавится и сгорает кожа под горячим металлом перчаток, как плывут черты – срисованные, скопированные, чужие. Он согнулся и спрятал лицо в ладонях, вспоминая, как ворковали соседки над ним – пятилетним Савадой Тсунаеши. «Вылитая мать! Такой милый!» Скрипучий и добрый, как у волшебника из сказки, голос Девятого: «О! Он копия Наны!». Задумчивый и протяжный – Реборна: «И в кого ты такой нытик?», и даже возмущенный вопль отца много лет назад: «Эй! Он и на меня тоже похож!»
Неужели это все – ненастоящее? Даже глупое детство, которое хорошо бы сесть и переписать начисто – вовсе не его?
- Ламбо, - прошептал он, поднимая глаза, чтобы встретить взгляд Примо. – У него-то есть семья. Родители. Родословная.
- Родословная, - согласился Джотто, глядя в упор. Мягко, но уверенно. Тсуне показалось, что из-под ног уплывает такой надежный и знакомый с детства вытертый ковер. – Уходящая корнями в глубину столетий, - он усмехнулся, поморщился от напыщенности фразы, как будто на язык попало что-то кислое. – Старик Бовино был счастлив, когда его внук стал Хранителем Кольца Вонголы. И поклялся предоставить Десятому любую поддержку, какую сможет.
Тсуна молчал, прислушиваясь к воплям Ламбо во дворе. Судя по всему, И-Пин попала мячом в его бестолковую курчавую башку. Первый улыбнулся тепло, снова погружаясь в воспоминания, нарочито не замечая плохо скрываемого отвращения во взгляде Савады.
- Лампо Гвиччарди был младшим сыном из пяти отпрысков своего отца. Ему не светило большое наследство, но состояния его семьи и титула хватало с головой на то, чтобы он не то, что не работал – даже нигде не учился. Собственно, он и не собирался. Ему жилось совсем неплохо, и до сих пор никто не знает, почему он решил вдруг отличиться, осчастливив заодно старика отца и став самым знаменитым представителем рода за…
- Да, действительно. Никто не знает, с чего вдруг семилетнему мальчишке пришло в голову покинуть теплый и мягкий трон и присягнуть какому-то прохвосту в верности, грохнув почти все отцовское состояние на крайне мутное предприятие. Особенно ты, Джотто. Не знаешь.
Тсуна подпрыгнул, едва не врезавшись затылком в стену – стена поплыла, превращаясь в завесу водопада. Ледяная вода хлынула за шиворот – и пропала, как только Савада открыл рот, чтобы закричать. Он недоуменно потряс головой, вытряхивая из волос несуществующие брызги. Джотто спрыгнул с подоконника и приблизился к кровати. За его спиной, мерцая, выросла высокая фигура, сверкнув знакомой до боли улыбкой.
- Деймон, - Первый кивнул, не повернув головы, продолжая смотреть на Тсуну. Спейд по-кошачьи положил подбородок ему на плечо и протянул:
- Чем ты занят, босс? Я понимаю, что призракам положено пугать детей, - он насмешливо посмотрел на Тсуну, и того пробрала крупная дрожь, - но я думал, что хотя бы ты выше этого. Посмотри на крошку Джудайме, – Тсуна дернулся, услышав голос Гокудеры, - он же сейчас расплачется.
Деймон плавно скользнул из-за плеча Джотто и приблизился к кровати. Присел на корточки и расплылся в улыбке, разглядывая Саваду из-под лохматой челки:
- Фокус, деточка. – Примо нахмурился, а Спейд щелкнул в воздухе пальцами и издевательски пропел: - Задумай любую карту.
Тсуна отшатнулся, когда его щеки коснулись ледяные, как тот водопад, пальцы. Он видел, как колыхнулся плащ Примо, когда тот сделал странное движение, словно порываясь защитить его. Спейд вынул откуда-то из-за уха Савады помятую игральную карту. К потертой черной рубашке прилип длинный белокурый волос, и Тсуну передернуло. Спейд пробормотал уже без улыбки:
- Ты так обделался сейчас, Дечимо, что не успел ничего загадать. Но я знаю, что это был бы червовый валет. А у меня тут туз пик, поверь на слово, - он махнул рукой, и карта исчезла, вплетясь между тонких пальцев струйкой черного дыма. Деймон выпрямился и усмехнулся.
- И что это значит? – сипло прошептал Тсуна.
- Ничего, - пожал плечами первый Хранитель Тумана. – А должно? Ну, вот тебе глубинный смысл, если угодно, малютка Джудайме: загадывает один человек, а карту тянет другой.
Он обернулся к Джотто:
- К чему все это? Ты думаешь, дети перестанут быть детьми, когда узнают, откуда они взялись на самом деле?
- Я хочу, чтобы они знали правду, - ответил Джотто, сверкнув глазами. Тсуна помнил этот его взгляд – так он смотрел на Бьякурана в будущем, которого уже не случится. Было ли и оно спланировано? Черновой сценарий?
Ему захотелось засмеяться в голос. Спейд сделал это за него:
- Правду? Тогда расскажи ему, в каком возрасте я продал тебя Рикардо. Пусть мальчишка уже сейчас спит с открытыми глазами и крысится на своего Мукуро.
- Деймон, - тихо произнес Джотто. Тот раздраженно дернул плечом:
- Они способны импровизировать, не так ли? Мой туманный сопляк тоже связал свою жизнь с единственной женщиной. Но несколько странным образом. Ладно, ладно, - он поднял глаза к потолку, - настолько странным, что даже я приятно удивлен. Он сумел спасти свою девчонку, Джотто! – Спейд широко улыбнулся, и Тсуна подумал, что никогда и ни у кого не видел на лице такого сочетания безумия и бесконечного, загробного покоя. Волосы Спейда вились в воздухе, как змеи, хотя в открытое окно не задувал даже легкий ветерок.
В комнате стояла тишина. С улицы донесся крик Наны:
- Ламбо-кун, не урони корзину, я только что постирала эти простыни!
Джотто смотрел устало и грустно… нет. Просто устало. Спейд – весело.
- Ну вот что, Дечимо. Я думаю, у вас всех хватит сил и фантазии жить так, как захочется вам самим. Кроме того, - добавил он жестко, - то, что вас создали, чтобы исправлять наши ошибки, не означает, что вы не имеете права на свои собственные. Понял?
Тсуне захотелось вжаться в подушки, когда Спейд навис над ним, заслоняя солнечный свет. Он не был прозрачным, как Примо, и его рука, пусть и мертвенно-ледяная, абсолютно точно была из плоти и крови. Савада торопливо кивнул, заставив себя выдержать взгляд разноцветных глаз. А потом все-таки зажмурился.
- Деймон, хватит, - услышал он голос Первого, и в ответ – тихий гортанный смех. То ли Спейда, то ли Мукуро.
Когда Тсуна открыл глаза, в комнате никого не было, а окно было плотно закрыто. Он неуверенно и нервно улыбнулся, увидев на подоконнике лепесток сакуры, растаявший, как только он коснулся его. Он почти ждал, что пальцы уколет ледяным пламенем иллюзии – но руке было тепло.

[voidy things]

второй автор - потрясающая драма! прекрасная, глубокая, искренняя... что-то даже не ожидала от себя такой реакции~ но то, как вы обыграли заявку - достойно аплодисментов. Честно.
н.з

[Гость]

~ P.W., ох ты ж... До чего же приятно слышать! Спасибо Вам большое, действительно хотелось драмы накрутить, не думалось, что выйдет, как надо... Спасибо!
второй.